Читаем Возвращение на Голгофу полностью

С давних пор в родительском доме Орловцева жила традиция неспешных вечерних чаепитий с разговорами за самоваром. Ник то ли слышал, то ли где-то читал, что самовары завезли в Россию в восемнадцатом веке с севера Германии. Но вот в инстербургском отеле для них не нашлось ни одного самовара. Братьям принесли чайник кипятка, и они пили чай вприкуску из больших чашек с гербом, на котором охотник держал рог и щит с буквами «G.F.» и бурым медведем. Они пили чай, сидя напротив друг друга, и разговаривали. Так разговаривают меж собой по вечерам братья во многих домах по всей России. Разговор касался будущего, и ожидания их были отрадны. Военная кампания армии Ренненкампфа в северной части Восточной Пруссии развивалась успешно, русские войска дошли до Тапиау и Алленбурга, перешли Дейму и Алле, приблизились к Кёнигсбергу. С юга на Восточную Пруссию с небольшой задержкой наступала 2-я армия Самсонова, еще более многочисленная, чем 1-я русская армия. Её корпуса совершили марш из глубины польских земель и уже вторглись в Мазуры и Вармию. Тревожные звонки об угрозах, нависших над 2-й армией, только начинали поступать и пока не вызывали особой озабоченности. Боевой дух в частях оставался высоким, солдаты рвались вперёд.

Николай, занятый военной службой, уже давно отошёл и поотвык от родительского дома, а Юрий всё ещё жил радостями и заботами родителей. Он весело с прибаутками рассказывал, как в первый же отпуск явится домой в офицерской форме, может, даже и с наградами. Как довольный отец будет ходить вокруг него, рассматривать, хлопать по плечам, а мама накроет праздничный стол. И ждать этих радостных встреч недолго — сколько войне-то длиться, от силы месяц или два. Потом домой и в университет; может, даже удастся вернуться на свой курс.

— Юра, это политики и журналисты утверждают, что война будет быстрой и короткой. Но я знаю о войнах больше других и скажу тебе, войны не бывают ни быстрыми, ни короткими, особенно для тех, кого успевают ранить или убить.

Братья проговорили часа два. Наконец усталость взяла свое — Николай отправился спать. Юрий ещё долго сидел за столом, потихоньку шептал что-то нараспев и записывал слова столбиком на листке из ученической тетрадки.

Утром они быстро позавтракали и вместе отправились на вокзал. Там бурлил водоворот из сотен солдат и офицеров. Водоворот обезличенной человеческой массы, где индивидуальность стёрта установленным покроем мундиров, цветом ткани, одной общей задачей на всех, даже регулярным расположением тел в пространстве в виде шеренг, колонн или правильных коробок. А самое главное — отсутствием личной воли и полным подчинением воле армейского начальника. А кто источник этой воли, им неизвестно. То ли мудрец-стратег, планирующий операции и думающий о судьбе своих солдат, но не каждого в отдельности, а всех скопом. То ли легкомысленный кутила и развратник, для которого его солдаты — просто мясо на фронтовой бойне. А может, честолюбивый безумец, готовый сгубить тысячи жизней ради своей славы или из страха перед высшим начальством.

На перроне Юрий встретился со своим другом, высоким, нескладным прапорщиком; накануне, в радостной суете, он забыл познакомить его с братом.

— Сергей Громов, — вытянувшись, представился тот Николаю, с почтением рассматривая его капитанские погоны и бравую подтянутую фигуру. И тут же исчез, захваченный водоворотом шинелей и мундиров.

Затягивать расставание братья не стали, вздохнули и обнялись на прощание. Юрий шагнул на перрон, где интендантская команда уже ожидала отправки в Гуминнен, и мгновенно затерялся среди массы серо-зелёных фигур. Николай ещё раз махнул рукой в сторону, куда ушёл брат, вовсе не надеясь, что тот увидит этот беспомощный жест расставания, и с лёгким сердцем отправился в штаб армии.

В штабе Орловцева ждали, тут же навалили на него новую заботу, отношения к боевым действиям не имевшую, но выматывавшую его сильнее, чем пребывание на передовой. Части 1-й гвардейской кавалерийской бригады отзывались из действующей армии в Ковно для последующей отправки на Галицийский фронт. В Инстербурге планировалось несколько дней отдыха и переформирование. В город прибыли лейб-гвардии кавалергардский и конный полки, с ними батарея лейб-гвардии конной артиллерии. Командиры полков: кавалергардского — генерал Долгоруков и конно-гвардейского — генерал Скоропадский, уже находились в штабе армии. Прибывших размещали на отдых в казармах прусского 9-го конно-егерского полка. Большинство офицеров расселили по гостиницам. Орловцеву сначала поручили сопроводить старших офицеров гвардии для осмотра казарм. Работа с офицерами гвардейской кавалерийской бригады, многие из которых были выходцами из самых знатных дворянских семей, неблагодарная и хлопотная. Никто из штабных особого желания заниматься ими не имел, и Орловцев попал как кур в ощип. Посыпались всяческие поручения, а то и капризы. Ничего не поделаешь, всем этим пришлось заниматься допоздна.

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека исторической прозы

Остап Бондарчук
Остап Бондарчук

Каждое произведение Крашевского, прекрасного рассказчика, колоритного бытописателя и исторического романиста представляет живую, высокоправдивую характеристику, живописную летопись той поры, из которой оно было взято. Как самый внимательный, неусыпный наблюдатель, необыкновенно добросовестный при этом, Крашевский следил за жизнью решительно всех слоев общества, за его насущными потребностями, за идеями, волнующими его в данный момент, за направлением, в нем преобладающим.Чудные, роскошные картины природы, полные истинной поэзии, хватающие за сердце сцены с бездной трагизма придают романам и повестям Крашевского еще больше прелести и увлекательности.Крашевский положил начало польскому роману и таким образом бесспорно является его воссоздателем. В области романа он решительно не имел себе соперников в польской литературе.Крашевский писал просто, необыкновенно доступно, и это, независимо от его выдающегося таланта, приобрело ему огромный круг читателей и польских, и иностранных.

Юзеф Игнаций Крашевский

Проза / Историческая проза
Хата за околицей
Хата за околицей

Каждое произведение Крашевского, прекрасного рассказчика, колоритного бытописателя и исторического романиста представляет живую, высокоправдивую характеристику, живописную летопись той поры, из которой оно было взято. Как самый внимательный, неусыпный наблюдатель, необыкновенно добросовестный при этом, Крашевский следил за жизнью решительно всех слоев общества, за его насущными потребностями, за идеями, волнующими его в данный момент, за направлением, в нем преобладающим.Чудные, роскошные картины природы, полные истинной поэзии, хватающие за сердце сцены с бездной трагизма придают романам и повестям Крашевского еще больше прелести и увлекательности.Крашевский положил начало польскому роману и таким образом бесспорно является его воссоздателем. В области романа он решительно не имел себе соперников в польской литературе.Крашевский писал просто, необыкновенно доступно, и это, независимо от его выдающегося таланта, приобрело ему огромный круг читателей и польских, и иностранных.

Юзеф Игнаций Крашевский

Проза / Историческая проза
Осада Ченстохова
Осада Ченстохова

Каждое произведение Крашевского, прекрасного рассказчика, колоритного бытописателя и исторического романиста представляет живую, высокоправдивую характеристику, живописную летопись той поры, из которой оно было взято. Как самый внимательный, неусыпный наблюдатель, необыкновенно добросовестный при этом, Крашевский следил за жизнью решительно всех слоев общества, за его насущными потребностями, за идеями, волнующими его в данный момент, за направлением, в нем преобладающим.Чудные, роскошные картины природы, полные истинной поэзии, хватающие за сердце сцены с бездной трагизма придают романам и повестям Крашевского еще больше прелести и увлекательности.Крашевский положил начало польскому роману и таким образом бесспорно является его воссоздателем. В области романа он решительно не имел себе соперников в польской литературе.Крашевский писал просто, необыкновенно доступно, и это, независимо от его выдающегося таланта, приобрело ему огромный круг читателей и польских, и иностранных.(Кордецкий).

Юзеф Игнаций Крашевский

Проза / Историческая проза
Два света
Два света

Каждое произведение Крашевского, прекрасного рассказчика, колоритного бытописателя и исторического романиста представляет живую, высокоправдивую характеристику, живописную летопись той поры, из которой оно было взято. Как самый внимательный, неусыпный наблюдатель, необыкновенно добросовестный при этом, Крашевский следил за жизнью решительно всех слоев общества, за его насущными потребностями, за идеями, волнующими его в данный момент, за направлением, в нем преобладающим.Чудные, роскошные картины природы, полные истинной поэзии, хватающие за сердце сцены с бездной трагизма придают романам и повестям Крашевского еще больше прелести и увлекательности.Крашевский положил начало польскому роману и таким образом бесспорно является его воссоздателем. В области романа он решительно не имел себе соперников в польской литературе.Крашевский писал просто, необыкновенно доступно, и это, независимо от его выдающегося таланта, приобрело ему огромный круг читателей и польских, и иностранных.

Юзеф Игнаций Крашевский

Проза / Историческая проза

Похожие книги

10 мифов о князе Владимире
10 мифов о князе Владимире

К премьере фильма «ВИКИНГ», посвященного князю Владимиру.НОВАЯ книга от автора бестселлеров «10 тысяч лет русской истории. Запрещенная Русь» и «Велесова Русь. Летопись Льда и Огня».Нет в истории Древней Руси более мифологизированной, противоречивой и спорной фигуры, чем Владимир Святой. Его прославляют как Равноапостольного Крестителя, подарившего нашему народу великое будущее. Его проклинают как кровавого тирана, обращавшего Русь в новую веру огнем и мечом. Его превозносят как мудрого государя, которого благодарный народ величал Красным Солнышком. Его обличают как «насильника» и чуть ли не сексуального маньяка.Что в этих мифах заслуживает доверия, а что — безусловная ложь?Правда ли, что «незаконнорожденный сын рабыни» Владимир «дорвался до власти на мечах викингов»?Почему он выбрал Христианство, хотя в X веке на подъеме был Ислам?Стало ли Крещение Руси добровольным или принудительным? Верить ли слухам об огромном гареме Владимира Святого и обвинениям в «растлении жен и девиц» (чего стоит одна только история Рогнеды, которую он якобы «взял силой» на глазах у родителей, а затем убил их)?За что его так ненавидят и «неоязычники», и либеральная «пятая колонна»?И что утаивает церковный официоз и замалчивает государственная пропаганда?Это историческое расследование опровергает самые расхожие мифы о князе Владимире, переосмысленные в фильме «Викинг».

Наталья Павловна Павлищева

История / Проза / Историческая проза
Крещение
Крещение

Роман известного советского писателя, лауреата Государственной премии РСФСР им. М. Горького Ивана Ивановича Акулова (1922—1988) посвящен трагическим событиямпервого года Великой Отечественной войны. Два юных деревенских парня застигнуты врасплох начавшейся войной. Один из них, уже достигший призывного возраста, получает повестку в военкомат, хотя совсем не пылает желанием идти на фронт. Другой — активный комсомолец, невзирая на свои семнадцать лет, идет в ополчение добровольно.Ускоренные военные курсы, оборвавшаяся первая любовь — и взвод ополченцев с нашими героями оказывается на переднем краю надвигающейся германской армады. Испытание огнем покажет, кто есть кто…По роману в 2009 году был снят фильм «И была война», режиссер Алексей Феоктистов, в главных ролях: Анатолий Котенёв, Алексей Булдаков, Алексей Панин.

Василий Акимович Никифоров-Волгин , Иван Иванович Акулов , Макс Игнатов , Полина Викторовна Жеребцова

Короткие любовные романы / Проза / Историческая проза / Проза о войне / Русская классическая проза / Военная проза / Романы