Возвращение на родину

— Ты, право, как все женщины. Они рады построить свою жизнь на любом случайно подвернувшемся обстоятельстве. А мужчины готовы земной шар заново сотворить, чтоб он был им по вкусу. Послушай, Юстасия. Есть один вопрос, который я твердо решил больше не откладывать. Твои рассуждения о мудрости Carpe diem[26] на меня сегодня не действуют. Дело вот в чем: наш теперешний образ жизни скоро придется прекратить.

— Это все твоя мать!

— Да. Не подумай, что я стал меньше любить тебя, раз заговорил об этом. Но ты все-таки должна знать.

— Я боялась своего счастья, — беззвучно, одними губами, сказала она. Слишком оно было острым и всепоглощающим.

— Да ведь у нас же все впереди. Во мне еще сил на сорок лет работы, почему же ты отчаиваешься? Сейчас это у меня просто крутой поворот. Но люди, к сожалению, слишком склонны думать, что двигаться вперед можно только по прямой.

— Ну это ты уж пускаешься в философию… Да, конечно, эти препятствия, такие огорчительные и непреодолимые… но в известном смысле их можно приветствовать. Потому что они позволяют нам равнодушно смотреть на те жестокие шутки, которыми любит забавляться судьба. Бывало ведь, — я слышала, — что люди, которым вдруг выпадало очень большое счастье, даже умирали от страха, что не доживут до того, чтобы им насладиться. И меня в последнее время одолевали порой такие же страхи… Но теперь этого уже не будет. Пойдем пройдемся.

Клайм взял ее за руку, с которой она уже заранее сняла перчатку — они любили гулять так, рука в руке, — и повел ее сквозь заросли папоротников. Они представляли собой совершенную картину любви в полном расцвете, когда шли в этот предвечерний час по долине и солнце садилось справа, отбрасывая их тонкие призрачные тени, длинные, как тополя, далеко влево на заросли папоротника и дрока. Юстасия шла, закинув голову, с ликующим и чувственным блеском в глазах, торжествуя свою победу, — одна, без всякой помощи, она сумела завоевать мужчину, который во всем был ее идеальной парой — по воспитанию, внешности и возрасту. А у него бледность, вывезенная им из Парижа, и ранние отметки времени и мысли на его лице были сейчас менее заметны, чем когда он только что приехал, и прирожденное здоровье, энергия и крепость сложения снова хоть отчасти восстановились в правах.

Так шли они все вперед, пока не достигли низменного края вересковой пустоши, где почва становилась топкой и дальше переходила в трясину.

— Отсюда я уж пойду одна, Клайм, — сказала Юстасия. Они стояли молча, готовясь проститься друг с другом. Все перед ними было плоским. Солнце лежало на линии горизонта и струило лучи вдоль по земле, выглядывая из-под медно-красных и фиолетовых облаков, плоско протянутых над землей под огромным бледным нежно-зеленым небом. Все темные предметы, видимые по направлению к солнцу, были окутаны пурпурной дымкой, и на ней странно высвечивались тучки ноющих комаров, взвивавшихся вверх и плясавших, как огненные искры.

— Ох, эти расставанья, — нет, это слишком тяжело! — воскликнула вдруг прерывистым шепотом Юстасия. — Твоя мать будет влиять на тебя, обо мне не смогут судить беспристрастно, пойдут слухи, что я дурно веду себя, да еще и эту историю с колдовством припутают, чтобы меня очернить!

— Не могут. Никто не смеет неуважительно говорить о тебе или обо мне.

— Ах, как бы я хотела иметь уверенность, что никогда тебя не потеряю, что ты уж никак-никак не сможешь меня бросить!

Клайм помолчал. Чувства в нем кипели, минута была горячая — и он разрубил узел.

— У тебя будет такая уверенность, дорогая, — сказал он, сжимая ее в объятьях. — Мы немедленно поженимся.

— О, Клайм!

— Ты согласна?

— Если… если это возможно.

— Конечно, возможно, мы оба совершеннолетние. И я не зря занимался столько лет своим ремеслом, подкопил кое-что. А если ты согласишься пожить в маленьком домике где-нибудь на пустоши, пока я не сниму в Бедмуте дом под школу, все это обойдется нам совсем недорого.

— А долго ли придется жить в маленьком домике, Клайм? Примерно полгода. За это время я подготовлюсь к экзаменам, — да, так мы и сделаем, и всем этим терзаниям придет конец. Мы, разумеется, будем жить в полном уединении, и для внешнего мира наша брачная жизнь начнется, только когда мы снимем дом в Бедмуте, куда я уже написал по этому поводу. Как твой дедушка — позволит он тебе?

— Думаю, что да, — при условии, что это будет не дольше чем полгода.

— За это я ручаюсь, если не стрясется какой-нибудь беды.

— Если не стрясется какой-нибудь беды, — медленно повторила она.

— Но это маловероятно. Так назначь же день, дорогая.

Они обсудили этот вопрос, и день был выбран. Через две недели от сегодняшнего.