Читаем Возвращение на Восток полностью

Больше всего ребят занимала другая тема: к их соратнику, переводчику Саше Горбачеву, приехала невеста из Москвы – Галка. Отважная девушка проделала на поезде и перекладных более пяти тысяч километров и заявила Щеке (Саша у нас был не по фигуре щекастым), что соскучилась. Ему ничего не оставалось делать, как доложить о факте приезда командованию и снять номер в городской гостинице.

Друзья начали есть, когда на импровизированном помосте показался местный ансамбль: три человека, несущих в руках музыкальные инструменты. Это были скрипка, бубен и странного вида щипковый инструмент местного «разлива».

– Интересно, что на этом можно сыграть? – вслух призадумался Пэркинс.

– Щас затянут какую-нибудь местную лабуду, – предположил жующий Батл.

– А давайте закажем этому «академическому оркестру» полонез Огинского! – обострил ситуацию «знаток» классической музыки Пэркинс.

Все было засмеялись, но Ладанов не унимался.

– Глохни, хунта! Дай пожрать нормально, – подал недовольный голос до этого молчавший Клещ (Колесов). – На чем они тебе играть будут? Они у тебя и заказ-то не примут.

– А, щас поглядим! – полетел к эстраде Пэркинс.

Деньги, отданные ансамблю, сыграли свою магическую роль. И раздался полонез… Ничего подобного в своей жизни, в плане абсолютной вычурности и экзотики, никто из друзей не мог и представить. Но, надо отдать должное ансамблю, играли местные изо всех сил, стараясь честно отработать пять советских рублей.


Между тем в Мары стало стремительно холодать. И если днем температура колебалась в пределах 15–17 градусов тепла, то по ночам она опускалась почти до 0. Деревянный барак, где жили переводчики, остыл в одночасье, а труба водяного отопления, тянувшаяся по периметру хибары, была едва теплой.

Ребята, забираясь в шинелях под одеяло, всю ночь лязгали зубами от холода.

Единственная комната во всем бараке, в которой жил наш друг, была оборудована узкой беленой кирпичной печкой. Но попытки ее растопить приводили к тому, что весь дым шел в помещение. Стало ясно, что печью давно никто не пользовался.

Однако сдаваться не стали: переводчики нашли на задворках части дырявое ведро и стальной трос, из которого сделали прут, и полезли на крышу пробивать засор через трубу. Работали несколько дней, вынув из печи столько всякого хлама, что просто диву давались, как там он мог поместиться!

Наконец, печь заработала. Ее топили кусками саксаула, которые откалывали от дерева колуном. Каменная древесина не горела, а тлела, одаряя щедрым теплом.

В комнате стало жарко до такой степени, что приходившие греться со всего барака ребята, синие от холода, открывали рты от удивления, наблюдая хозяев помещения, щеголявших в нижнем белье.

И народ потянулся непрерывным потоком, неся в «клюве» что-нибудь спиртное и съестное. Жизнь налаживалась!


Наконец, особенно во время тренировок в пустыне, стало очень холодно. Завывал ледяной ветер. Сыпала снежная крупа. Однако занятия не прекращали ни на день. Бегали по двое греться в теплую кабину УРАЛа, мотор которого не глушили весь день.

Оправдывался известный в этих местах постулат: в Каракумах 40 градусов летом меняется на 40 градусов зимой.

Грелись как только могли. Помогал спирт, который по разнарядке в количестве нескольких литров в неделю выдавали на учебный цикл для обслуживания техники. По большому счету, очень жалели иностранцев. Для подавляющего большинства из них зима в Туркмении была первой в их жизни. Ставя себя на их место, пытались представить то впечатление, которое будет у них о Советском Союзе по возвращении на свою родину.

Как бы там ни было, все имеет свое начало и конец. Так и зима, медленно и тяжело тянувшаяся, пошла на убыль.

А вместе с ней и вторая фаза занятий – практическая. Оставалось последнее испытание – выезд в астраханские степи на полигон Ашелук для боевых стрельб. Но условия в заснеженных степях ранней весной были более чем спартанские. Людей тогда решили поберечь. Отобрали лишь несколько боевых экипажей спецконтингента и ограниченный круг обслуживающего персонала. В него наш друг не попал. Ему, вместе с остальными переводчиками, предстояло вернуться в Москву на доучивание в институте.


Перейти на страницу:

Все книги серии Исповедь военного переводчика

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Степной ужас
Степной ужас

Новые тайны и загадки, изложенные великолепным рассказчиком Александром Бушковым.Это случилось теплым сентябрьским вечером 1942 года. Сотрудник особого отдела с двумя командирами отправился проверить степной район южнее Сталинграда – не окопались ли там немецкие парашютисты, диверсанты и другие вражеские группы.Командиры долго ехали по бескрайним просторам, как вдруг загорелся мотор у «козла». Пока суетились, пока тушили – напрочь сгорел стартер. Пришлось заночевать в степи. В звездном небе стояла полная луна. И тишина.Как вдруг… послышались странные звуки, словно совсем близко волокли что-то невероятно тяжелое. А потом послышалось шипение – так мощно шипят разве что паровозы. Но самое ужасное – все вдруг оцепенели, и особист почувствовал, что парализован, а сердце заполняет дикий нечеловеческий ужас…Автор книги, когда еще был ребенком, часто слушал рассказы отца, Александра Бушкова-старшего, участника Великой Отечественной войны. Фантазия уносила мальчика в странные, неизведанные миры, наполненные чудесами, колдунами и всякой чертовщиной. Многие рассказы отца, который принимал участие в освобождении нашей Родины от немецко-фашистких захватчиков, не только восхитили и удивили автора, но и легли потом в основу его книг из серии «Непознанное».Необыкновенная точность в деталях, ни грамма фальши или некомпетентности позволяют полностью погрузиться в другие эпохи, в другие страны с абсолютной уверенностью в том, что ИМЕННО ТАК ОНО ВСЕ И БЫЛО НА САМОМ ДЕЛЕ.

Александр Александрович Бушков

Историческая проза