Возвращение не гарантируется

Суть дела была проста, как хрустальная пепельница: опрашивая подозреваемого в квартирной краже несовершеннолетнего Ковырина, Сергей Сергеевич, со слов подростка, ударил его завернутой в полотенце хрустальной пепельницей в ухо, после чего из уха пошла кровь. Перфорация барабанной перепонки у подозреваемого действительно имелась, увесистая пепельница стояла у оперативника на столе, и полотенце висело на вешалке в углу кабинета, поэтому Павел Егорович, как его и учили в вузе, предложил майору Николаеву дать явку с повинной и активно способствовать расследованию преступления, что позволит смягчить наказание. В подтверждение своих слов он открыл Уголовный кодекс и показал Николаеву шестьдесят первую статью, которая и обещала такую преференцию. Но Николаев не заинтересовался предоставляемой ему замечательной возможностью и пояснил, что бить подозреваемых строго запрещено законом, а тем более несовершеннолетних, и уж тем более пепельницей, поэтому он никак не мог совершить такого беззакония! А если бы он все-таки ударил этого подлеца пепельницей в ухо, то тот прямо на месте отбросил бы копыта и не смог его оговаривать! Но такого произойти никак не могло, потому что у него рука бы не поднялась даже на такого негодяя, как состоящий на учете в полиции Ковырин!

Колтунову это объяснение показалось малоубедительным, но все остальные, включая начальников как в полиции, так и в СК, в него поверили, тем более что вина Ковырина в краже подтверждалась достаточными доказательствами. Дело кончилось отказным материалом, а Громобой на всех углах со смехом рассказывал, как зеленый следак «колол» его на явку с повинной. Особенно веселило рассказчика и слушателей, что Паша показывал шестьдесят первую статью УК, которую сам Николаев использовал чаще, чем новичок успел сходить в туалет за время пребывания в должности следователя.

И вот сейчас Громобой подошел к молодому следователю на месте серьезного преступления. Обычно он всегда держал во рту или в руке зажженную сигарету, а одежда постоянно была осыпана пеплом. Но не сейчас.

— Привет, молодой! — небрежно поздоровался он. — Дай сигарету!

По закону следователь — главное лицо на месте происшествия, все остальные участники осмотра, в том числе и опера, должны ему подчиняться и, соответственно, выражать уважение или, как минимум, соблюдать субординацию. Поэтому Павел Егорович хотел было пресечь такое хамское поведение, такое откровенное панибратство, но не знал, как лучше это сделать. И надо ли делать вообще. Потому что закон — это одно, а практика — совсем другое. И Колтунов уже понял, что эти категории не только не сливаются и даже не идут параллельно, а расходятся, как железнодорожные пути на стрелочном переводе. Именно поэтому Громобой даже не потрудился спрятать злополучные пепельницу и полотенце, именно поэтому он смеялся над его попытками по закону провести проверку… И потом — он же действительно молодой!

— Не курю! — резко ответил он, решив, что теперь они квиты. Но Громобой не спешил отходить. Глянул с любопытством на ершистого следака, отряхнул по привычке куртку на округлом животе.

— Я же не спрашиваю, куришь ты или нет, — я просто попросил сигарету! А иметь курево должен и некурящий, и непьющий, и девственник, если он следак или опер! Потому что через сигаретку легче контакт с людьми устанавливать. Особенно с теми, кто под стражей. Когда человечек уже опух, он тебе за две затяжки такого расскажет, на что по воле за миллион не подпишется!

— Ну, ты же не под стражей… — Колтунов сдержался и в последний миг не выпустил вертящееся на языке слово «пока»…

Но Громобой его понял, посмотрел с интересом и усмехнулся.

— Знаю, о чем ты подумал! Тьфу-тьфу-тьфу! — Он постучал себя костяшками пальцев по лбу. И на удивление доброжелательным тоном продолжил: — А что это тебя на такое дело подписали? Надо было Васильева или Кружилина…

Павел Егорович показал пальцем в сторону собравшихся в кружок руководителей правоохранительных ведомств.

— Откуда я знаю? Спроси вон у тех дяденек…

— Тоже верно, — кивнул опер. — А знаешь, кто там валяется?

Он кивнул в сторону трупов, не уточняя, кого именно имеет в виду. Впрочем, ясно было, что не охранников.

— Не знаю, — пожал плечами молодой человек. — Откуда я могу знать?

— Это сам Рыбак, — сказал Громобой. — Слышал?

— Слышал. — Следак озабоченно почесал затылок.

— Так что паши, как тягловая лошадь. А то получится, что все в стороне, а ты — в бороне!

Колтунов еще не знал, что это его любимая поговорка. Но смысл ее был понятен, и он озаботился.

— Так ночь же! Я почти сутки на ногах! И у экспертов проблемы, им тоже время нужно!

Опер усмехнулся.

— Вот и пожалуйся своему начальнику, может, он за тебя впряжется, а тебя отдыхать отпустит! Короче, поспать тебе никто не даст! Завтра будешь отчитываться по делу вместе с нами. А проблемы есть всегда. Было бы проще, если бы эти трое успели и завалили своего противника. Нарисовали бы отказник: «в связи со смертью сторон» — и все!

— Проще, говоришь? А было бы это справедливей? — спросил Колтунов и понял, что задал дурацкий вопрос.