Возвращение не гарантируется

Ему не хотелось копаться в воспоминаниях. Но то, что было сказано, задело его за живое. Да, он остался в прикрытии, и он знал, что делать, и он знал, что будет, если он не сделает того, что должен сделать. И он этого не сделал. Значит, прав этот толстощекий, прикрывающийся чужой громкой фамилией? Собственно, у него все чужое: и имя, и биография, и содержание книг, и даже само слово «спецназ», которое никак не вяжется с его обликом. Но это утверждение… Попало ли оно в точку? Да и тощий корреспондент — что он знает про то, о чем собрался спорить? Ни один, ни другой даже близко не были в такой ситуации: им никогда не ставилась задача остановить вооруженных преследователей ценой собственной жизни. Они не знают, что такое африканские собаки-людоеды. Хорошо бы посмотреть на них самих в такой ситуации…

Но в глубине души он понимал, что успокаивает сам себя. Дело вовсе не в этих балаболах и не в африканских собаках. Дело в нем самом. Он ведь не считал себя выше или значительней своих товарищей, но нечто самопроизвольно переключилось у него в мозгу. То, что не должно было переключаться. Потому что их тренировали именно на выполнение задачи любой ценой. И в этом толстощекий был прав. Но у него механизм самопожертвования испортился. А может, с самого начала был испорчен? Конечно, успокаивать себя легко, потому что человек обычно соглашается с собственными доводами. Но даже себя ты не можешь успокоить. Иначе бы тебе не снился этот кошмарный сон. И другие, производные от него…

Да, ему удалось уйти. Это было очень трудно, почти невозможно, но он смог. Сделал пластическую операцию, сменил документы и род занятий. У него есть все: деньги, квартира, сколько угодно девчонок, есть работа, которая ему нравится. Он вроде бы доволен жизнью. Но почему же тогда его гложет беспокойство и душат ночами кошмары? Но почему же тогда не приходит спокойствие? Может, оттого, что он знает: над ним навис дамоклов меч неминуемой ответственности? По законам их среды трусость и предательство не прощаются. И кара за них может быть только одна… Группа «Гончих» способна найти предателя на краю света! Правда, никто не знает, что он уцелел, и «Гончим» не дают команду «фас»… Но могут узнать. Или заподозрить. Ведь в их среде действует принцип — если не видел тела, то не считаешь человека убитым…

Конечно, слишком мала вероятность того, что вдруг, ни с того ни с сего, его станут целенаправленно искать и в конце концов обнаружат. Но все равно — он нес ответственность каждый день и почти каждую ночь. Отвечал на те вопросы, которые не хотел себе задавать, но они появлялись в мозгу против воли. Получается, что он уже держал ответ, правда, пока перед самим собой…

* * *

— Только там купаться нельзя! — перекрикивая тарахтение мотора, предупредил старый караиб, загорелый и худой, как высушенная летучая рыба. На нем были белые шорты со множеством карманов, отвисающих под тяжестью содержимого, и синяя бейсболка с надписью «ФБР». — Недавно на рифах тигровые акулы растерзали немецких дайверов, искавших золотые дублоны. Молодых, как вы, тоже новобрачных… От них ничего не осталось…

Он стоял за штурвалом старого, но крепкого деревянного катерка, а Джессика в синем купальнике и широкополой шляпе и Том в облегающих черных плавках и с непокрытой головой сидели на палубе под палящим солнцем, смотрели на гладкую бирюзовую гладь моря и торчащие из нее впереди верхушки знаменитых Карибских коралловых рифов, которые медленно приближались. Вид был благостный и идиллический, прогулка с часовой рыбалкой стоила всего 40 долларов, но сообщение индейца нарушило безмятежность обстановки и испортило настроение, по крайней мере девушке.

— Какой ужас! Я так боюсь акул! — воскликнула она.

Том только улыбнулся.

— А я ничего не боюсь! Я солдат! Но этот старый людоед принял нас за молодоженов, и мне нравится ход его мыслей!

Джессика прыснула.

— Разве он похож на людоеда? — Она умело переключила внимание кавалера с матримониальной темы, ведущей к общей постели, даже если пропущены столь обязательные на этом пути остановки, как мэрия и церковь, на историко-этнографические аспекты жизни караибов, которые мало связаны с любовными утехами. И Том повелся, как, впрочем, в ее практике бывало всегда.

— Это он в цивильной одежде не похож. А представь его в набедренной повязке, головном уборе из перьев, в боевой раскраске, с ножом за поясом и тяжелой дубиной в руках! — Том скорчил угрожающую гримасу.

— Ну, тогда да! — подыграла ему Джессика, весьма правдоподобно изобразив испуг.

— Впрочем, пусть он сам все нам расскажет! — с довольной улыбкой сказал Том и крикнул рулевому: — Эй, Зиткэла, вы едите людей?

Индеец повернул к нему бронзовое, испещренное морщинами лицо с большим носом, похожим на клюв орла, и пронзительными глазами, способными с высоты рассмотреть добычу.