Денис многого, к сожалению, не знал, а многого просто не понимал — например, зачем дед вошел в градостроительный совет Южинска и из своих денег платил художнику за эскиз панно, а потом пробивал через горисполком создание этого панно на новостройке. Пробил в первоначальном виде, хотя со всех сторон ругались и требовали поменять корабль, исправить лозунг или убрать непонятные надписи.
Денис совсем ничего не знал про космонавтику, не слишком интересовался историей, а к политике относился иронически. Ему было двадцать девять, он не был женат — зачем-то сказал «все сложно» и улыбнулся, — выучился на экономиста, но работал на дому какой-то смесью программиста и редактора, составляющего рекламные объявления — я это так понял, по крайней мере.
Почему мы вернулись вот так, в подвал, в этот день и в этом году, минуя снижение и все прочее, Денис сказать не мог. Просто отметил, что дед не исключал любого варианта возвращения, даже того, что мы просто окажемся посреди космодрома или на какой-то неизвестной Денису «Дальней даче».
Про проект «Пионер» и про нас Денис знал в самых общих чертах. Дед рассказывал, конечно, и не раз, но он совсем плохой был уже, а я не то чтобы особо слушал и тем более верил, признался Денис, смущенно дожевывая хрустящую корочку. Но дед, оказывается, не только говорил правду, но и верил, что вы вернетесь — и, видите, сделал так, чтобы было куда.
Это было приятно. И совершенно безнадежно.
Никто нас не ждал, не ценил и не собирался искать.
Не было никакой оккупации, нападения Америки и бомбежки космодрома. И выплеска из Галлеевой комы не было. То ли мы с кометой справились, то ли она и не собиралась выбрасывать вечное ядовитое облако в нашу орбиту — в любом случае Земля обошлась без космического влияния, сломав и опустошив все, что для нас было важным, и надев маски на тех, кого мы вроде бы уже спасли.
Они — или мы, или наши родители, братья и племянники, короче говоря, наши — сами все разгромили. И программу, и память. И страну. И мир.
— И мороженое по десять копеек, — подсказал Денис, подливая нам чай.
— По десять фиговое, молочное, пломбир вкуснее, — возразил я.
— Теперь давай про Сталина, — предложил Денис.
Мы переглянулись.
— А при чем тут Сталин?
— Ну как же. Мороженое, натуральные продукты, бесплатные путевки, квартиры и великий Сталин. Ни один срач про совок без этого не обходится.
Слова «срач» и «совок» мне не слишком понравились, хотя я, может, и неправильно их понял. Но переспрашивать не стал — сильнее удивился другому.
— Великий Сталин. Дурдом на выезде. Кто его помнил, кроме анекдотов про грузинского гаишника. Они бы еще этих, Ворошилова или Фрунзе вспомнили. Или там, я не знаю, Петра Первого.
— Петра и Ивана Грозного давно вспомнили и елозят, не вынимая, — еще непонятнее успокоил меня Денис, покосился на Инну и почему-то смутился.
А Инна спросила:
— А Владислав Георгиевич давно умер?
— Лет десять уже. А, точно, в две тысячи десятом. Летом аномальная жара была, куча стариков повымирала, его тоже подкосило. Он осенью и ушел. Но до того меня успел натаскать, взять слово и так далее.
— То есть у тебя больше десяти лет деньги, квартира и так далее? — спросил я.
— Ну да.
— А ты снимаешь жилье в Волгограде, а этой не пользуешься?
— А что здесь делать? Вы ж видели — был военный городок, стало закрытое ЗАТО, то же самое, только без спецобеспечения и без работы.
— А деньги? — настаивал я.
— Так они ж ваши, — удивился Денис.
— Отстань ты от него, — сказал Олег.
Я отстал и вгрызся в пиццу.
Денис, заулыбавшись, сказал:
— Во я дурак, а, в самом деле. В позапрошлом году они бы спасли вообще — а ведь даже мысли… Эх, дедушка-дедушка, вырастил морального урода.
— А сейчас нужно? — торопливо спросил я набитым ртом, прикрываясь, чтобы не слишком фонтанировать. — Давай дадим тебе сколько надо.
— Молодежь, боюсь, вам нужнее, — сказал Денис, улыбаясь по-другому.
Совсем как Обухов.
И я заткнулся.
А Инна сказала:
— А наши тоже умерли? Ну, все. Мама, папа и…
Она замолчала. Мы замерли, и я перестал жевать и дышать, хотя с набитым ртом это было непросто.
— Я не знаю, честно, — сказал Денис. — Блин, баран. Забыл совсем.
Он торопливо вытер пальцы двумя салфетками, вынул из сейфа картонную папку и протянул нам.
— Вот же еще. Дед просил это передать вместе с документами.
Инна осторожно взяла папку, посмотрела на нас и развязала тесемки. В папке лежали письма.
Лети с приветом
Денис осмотрел квартиру, еще раз потрогал туго надутый матрас и бодро сказал:
— Короче, располагайтесь. Чай-кофе знаете, еду я в холодильник поставил, с телефонами вроде все понятно, да? Ноутбук тоже фурычит, я там на бумажке написал, как включать и запускать все. В игрушки лучше не лезьте, залипнете навсегда. Я побежал, утром буду.
— Привет ей, — сказал я бодро.
— Спасибо, — откликнулся Денис и спохватился: — Кому?
Я упал на матрас и поболтал ногами. Матрас был классный. Тоже китайский, как и телефоны, ноутбук и половина всего, что мы видели. Мы уже не удивлялись.
— Провокатор, — сказал Денис. — А может, я этот?
— Какой?