— Законы, смотрители, все подвели вас. —
— В таком случае я благодарна вам, Джонни Брансон. — Она посмотрела ему в глаза и взяла за руки. — Я знаю, насколько это будет непросто, особенно для вас.
Он посмотрел вниз, на ее ладони. Только что она отвергала его прикосновения, а теперь тянется к ним сама. Кто она на самом деле и чего от него хочет?
— Но когда я поймаю Сторвика, на этом все должно закончиться. Никаких новых убийств быть не должно.
Она покачала головой.
— Это не от меня зависит.
— Но вы можете помочь мне убедить в этом Роба.
Она отвернулась, но не отняла рук. Пережив этот тяжелый, омраченный ужасом день, она вдруг стала выглядеть робкой и неуверенной, как обычная юная девушка.
Ее невинное прикосновение разожгло пожар в его груди, породило нестерпимое желание совершить нечто большее, чем месть. Желание защитить свое. Все то, что он хотел сделать своим.
Землю. Семью. Дом. Женщину.
— Подумайте об этом, Кейт. — Он запнулся. — Подумайте о мирной жизни…
Вдруг его мысли спутались. Ее губы манили его к себе. Он наклонился и…
И вспомнил, что последним ее губ касался Сторвик.
* * *
Кейт раскрыла навстречу ему губы. Она подарит ему поцелуй — как знак благодарности, как печать, которая закрепит их сделку. Она даст понять, что видит, какую жертву он приносит своим обещанием.
Не больше.
Но она обманывала себя. На самом деле его поцелуем она хотела уничтожить воспоминание о Вилли. Обрести надежду, что однажды, когда с возмездием и страхом будет покончено, она станет нормальной женщиной.
До Джонни она не смела на это надеяться.
Он нерешительно замер, уважая ее желания и свою клятву. Глубоко вздохнул, словно приготовившись заговорить.
Крепко зажмурившись, она прильнула к нему. Она не хотела, чтобы он спрашивал разрешения поцеловать ее или чтобы прятал руки за спину. Она хотела, чтобы он обнял ее и защитил от пережитого сегодня ужаса.
Все прочее подождет.
Весь день она была Храброй Кейт. Следила. Ждала, напрягшись всеми нервами. Сдерживалась, чтобы не убежать.
А когда это миг пройдет, она опять станет Храброй Кейт, которая никого не боится.
Но он не двигался. Его руки были упрямо прижаты к бокам. Тогда она сама обняла его за талию, прижалась к его груди, защищенная сшитым ею дублетом, и приподнялась на цыпочки, ловя его губы.
И он со стоном сдался. Крепко обнял, прильнул губами к ее губам. И все вокруг исчезло.
Сперва на нее снизошло чувство безопасности. Его руки, невыносимо сильные и нежные одновременно, отгородили ее от всего мира, стирая боль прошедшего дня.
Но умиротворение быстро переросло в нечто большее.
Жар на лице, судорога между ног. Сердце, как птица в силках, забилось в груди.
Желание. Ее тело, словно дикая лошадь, которая вырвалась на свободу, устремилось к нему, и все остальное внезапно утратило смысл.
И это испугало ее больше, чем сила сжимавших ее рук, больше, чем голодная страсть его поцелуя.
Вся ее жизнь зависела от того, сможет ли она контролировать страх. Если она отпустит чувства на волю, то перед нею разверзнется черная, зияющая бездна.
Он отшатнулась. Отняла свои губы.
— Хватит.
Он посмотрел на нее так, словно она сошла с ума.
— Но вы…
— Я знаю. — Как объяснить, что она отвергала себя, а не его? — Простите. Вы, наверное, думаете…
Он взял ее за плечи и заставил посмотреть себе в лицо. Она не сопротивлялась. Всего несколько секунд назад его голубые глаза горели радостью, а теперь в них застыло замешательство. И гнев. И все из-за нее.
— Кейти Гилнок, я должен знать, чего вы добиваетесь.
Она закусила губу и, отвернувшись, подозвала к себе пса, но он взял ее за подбородок и опять развернул к себе.
И она попыталась. Заглянула ему в глаза с надеждой найти прощение, но увидела один только гнев. А потом что-то еще. То, что она боялась назвать даже мысленно.
— Сегодня я сама виновата в том, что вы нарушили слово, — произнесла она, заставляя себя говорить ровно. — Вы говорили, что мужчина и женщина могут подарить друг другу счастье. Сегодня… после всего… мне нужно было проверить, правда ли это.
— И это оказалось правдой?
Он заставил ее захотеть невозможного. Покоя. Любви. Нормальной жизни. Пока не поздно, лучше перестать тешить себя иллюзиями. Нельзя ни на миг забывать, кто она.
— Нет. — Солгать оказалось проще, чем сказать правду.
Он сложил на груди руки.
— В таком случае, можете не волноваться, Кейти Гилнок. — Его голос, как она и боялась, зазвенел от гнева. — Больше я не стану навязывать вам несчастье.
Я не стану навязывать вам несчастье… Что ж, она привыкла к одиночеству.