Возвращение русской гейши

Вдруг до меня донеслось какое-то монотонное пение тонким тихим голоском. Я машинально направилась на эти звуки. Завернув за большой выступающий на тропинку камень, я увидела множество огоньков. И в первую минуту мне показалось, что я попала на небо, усыпанное звездочками. Но приблизившись, я поняла, что это свечи, стоящие прямо на земле. За ними сидела старуха и медленно раскачивалась, вытянув шею и глядя на мерцающие огоньки полуприкрытыми белесыми глазами. Перед ней по другую сторону скопления свечей стояли какие-то люди и, не отрываясь, следили за ее покачиваниями. Она вдруг прекратила петь и что-то забормотала. Мужской силуэт в длиннополом кимоно наклонился над свечами к ней и застыл, прислушиваясь. Старуха снова начала петь. Я постояла какое-то время в молчании, наблюдая за ней. Мне почему-то расхотелось общаться с итако. Да и что бы я спросила у нее? И на каком языке? Я положила предсмертную записку Петра, которую уже было вынула, обратно в сумочку и ушла. Конечно, Петр лишил себя жизни в Японии, но ведь он был русским и лежал на кладбище под Москвой. Что я хотела найти здесь? Разве все ответы на мои вопросы не содержались в моем сердце?

Я почувствовала, что слезы подступили к глазам. Обогнув группу больших камней, я устремилась в темноту, едва сдерживая рыдания. Через какое-то время остановилась и огляделась. Вокруг было пустынно и темно. Серый туман стлался по лавовому склону и обволакивал меня промозглой сыростью. Явственно пахло тухлыми яйцами, видимо, неподалеку был серный источник. Я всхлипнула и опустилась на небольшой холмик застывшей лавы. Он был гладким и холодным. Я замерла, съежившись и обняв колени. Уголок, в который я забрела, был на удивление безлюдным. Голые выступы скал, твердая вулканическая лава под ногами, усыпанная мелкими камешками, серый полукруг луны и мягкие проблески звезд в близком черном небе — вот все, что было вокруг. Казалось, что я непонятным образом перешла границу и оказалась в потустороннем мире. И очутившись в нем, я словно оторвалась от всего земного.

Но страх уже покинул меня. Я молча, неподвижно смотрела в туман, наползающий на меня. И вот он стал сгущаться в одном месте и превратился в силуэт неясных очертаний. Я выпрямилась и всмотрелась. Силуэт приблизился. Это был мужчина в длинных голубовато-белых одеяниях, развевающихся вокруг него. Я увидела расплывчатое светло-красное пятно посередине. Медленно поднявшись, приблизилась и заглянула в лицо. Из клубящегося тумана на меня ясно глянули глаза Петра.

— Любимый, — прошептали мои губы.

Мягкие хлопья обхватили меня, и все тело пронизала холодная сырость. Я сильно вздрогнула, но не отстранилась, не сводя глаз с туманного лица. Сознание расслоилось, любовь поднялась из самых потаенных уголков души и выплыла наружу, словно огромный раскрывающийся цветок. Его бело-розовые светящиеся лепестки обхватили силуэт Петра, и холод оставил меня. Я увидела, как силуэт начал заваливаться назад, словно непомерная тяжесть клонила его от меня к земле. И сзади выступили угольно-черные лапы с длинными острыми когтями. Они раскрылись, направив острия когтей в спину Петра, и я с ужасом заметила, как в центре этих черных ладоней оскалились хищные улыбки красно-лиловых губ. Я инстинктивно протянула руки, но только поймала воздух.

— Помоги, — раздался еле слышный голос.

И этот голос, несомненно, принадлежал Петру. Моя любовь усилилась многократно, сияние бело-розовых лепестков увеличилось, они выросли и сомкнулись за спиной моего любимого. Я увидела, как черные лапы пытаются продраться сквозь это сияние, но только бессильно царапают лепестки, не нанося им никакого вреда. Больше того, едва касаясь, они конвульсивно отдергивались, словно нежный свет обжигал их. И вот они, злобно зашипев своими красно-лиловыми ртами, уменьшились, а потом и вовсе ушли в землю.

— Помоги, — повторил голос.

Я увидела, что взгляд Петра опустился вниз, и невольно посмотрела туда же. Мой взгляд уперся в рукоятку кинжала, торчащего из красного пятна на белом одеянии. Я ухватилась за нее, но тут же вскрикнула от боли и невольно отдернула руку. Рукоять была раскалена докрасна. Слезы брызнули из моих глаз, но я снова взялась за рукоять, понимая, что должна ее вынуть. И вновь отдернула руку, закричав от боли. Черные лапы опять потянулись снизу, и я, машинально согнув один лепесток все так же сиявшего вокруг нас цветка, кольнула его кончиком по ним. Лапы исчезли, а я почувствовала с явным облегчением, что прохладная нежная поверхность остудила мою горящую ладонь и прогнала боль. Тогда я направила лепесток вниз, обхватила им раскаленную рукоять и, не чувствуя жара, выдернула кинжал. Петр судорожно вздохнул и открыл глаза. Они сияли такой радостью и такой любовью ко мне, что я расплакалась, без конца повторяя:

— Мой любимый! Все будет хорошо! И я буду любить тебя вечно. Вечно…

Его улыбка начала таять, расплывающийся силуэт отодвинулся и свернулся в какой-то узкий свиток белого тумана. Бело-розовые лепестки моей любви легко выпустили его, и я услышала шепот:

— Больше жизни…