Возвращение связного[1980, худож. В. Борисов]

Балаж ушел из дома, чтобы не присутствовать при выкупе. Вернулся он только вечерним поездом из Нитры. Вывалился из вагона, а за ним — цыганский оркестр: два скрипача и контрабасист со своим громоздким инструментом.

— Мою любимую, Шандор! — приказал Балаж тут же на перроне.

Оркестр заиграл протяжную плачущую мелодию, а Балаж запел хриплым, пропитым голосом, притопывая и мотая головой:

Вы не плачьте, кони, о старом цыгане,
сослужите ему, кони, службу на прощанье!

Когда он ввалился в дом вместе с оркестром, Балажова взвыла и испуганно прижалась спиной к косяку дверей. Сила спрятал за спину Славко. Кто знает, что придет в голову пьяному?

Но Балаж не собирался драться, он все смотрел вокруг себя мутными, опухшими глазами.

— Агатка, жена моя, смотри, я тебе музыкантов привел! — орал он на весь дом. — Играйте, ребята, я плачу, мне есть чем платить. Денег получу целый мешок! Агата, давай, что есть в кладовке, все давай на стол!

Балажова не трогалась с места. Стояла у дверей, беззвучно шевеля губами, и глядела на мужа глазами, в которых не было больше слез. Балаж сам поплелся в кладовку. Что-то там опрокинулось, что-то разбилось. Из двери кладовки влетел в кухню пласт копченого сала, вкатилась головка брынзы, глухо шлепнулся на пол золотистый каравай.

Агата опомнилась, подобрала еду, поставила на стол. Балаж вышел из кладовки с банкой огурцов в руках и смеялся страшно, навзрыд, как помешанный.

— Вы знаете, кто я такой? Думаете — Имро Балаж, механик? Как бы не так! — он сплюнул через плечо. — Я частно-капиталистический элемент. Меня надо ликвидировать, пинком под зад вышибить! Сдохни, раз ты элемент! А я вот возьму и не сдохну, — он стукнул банкой об стол, и по скатерти поползла густая струйка рассола. — Имро Балаж не сдохнет, а если будет подыхать, то хотя бы под музыку.

Он полез рукой в банку, доставал огурцы и швырял их на стол:

— Ешьте, не стесняйтесь! Ешьте, голытьба цыганская, я ведь тоже цыган. Куплю себе плетеный воз и поеду по деревням: «Но-о-жи, но-о-жницы точить!» Агата гадать выучится. А почему бы нет? Моя мама умела гадать. Будешь ходить по дворам, Агата: «Подайте бедной цыганке, бог вас благословит…» А Славко отдадим Шандору в оркестр, будет на цимбалах играть.

Музыканты заиграли плясовую. Балаж зачастил посредине кухни, хлопая в ладоши:

По дрова цыган ходил,
себе палец отрубил.
Жена гонит из дому:
«Я без пальца не приму!»

Балажова ушла на подстенок, свернулась там в клубок и ревела. Славко хлюпал носом, прижавшись к Силе, а у того зрел в голове план мести.

* * *

На другой день Сила снова пришел к Балажам. Делать ему там было нечего, но он хотел знать, что с дядей.

— Спит, — мрачно сказала Балажова, — спит, бедняга.

После полуночи, когда музыканты заторопились к поезду, Имро решил во что бы то ни стало проводить их. Агата его пустила — пусть проветрится. Когда поезд ушел, а Балаж все не возвращался, она накинула на голову платок и отправилась его искать.

Она нашла его лишь на рассвете: Имро лежал на заднем дворе под сливой, на голой земле. Он не хотел идти домой, отталкивал ее от себя и что-то бормотал о плетеном возе и о гаданье. Еле-еле она дотащила его до кровати.

— Не знаю, что с ним будет. Только бы в голове у него не помутилось…

Сила заглянул в комнату. Дядя спал, по горло закутанный в одеяло. По белой подушке разметались темные с проседью волосы. У него был нездоровый желтоватый цвет лица, как у покойника.

— Оставьте его, пусть поспит, — сказал Сила тетке и вышел во двор. Навел порядок в опустевшем сарае, наколол дров, подмел во дворе и на крыльце. Он нарочно подыскивал себе работу — не хотел уходить, пока дядя не встанет.

Уже смеркалось, когда тетка позвала его в дом:

— Пойди посмотри, что-то мне Имро не нравится.

Балаж лежал с открытыми глазами, но, казалось, никого не видел. Он дышал тяжело, с хрипом, лицо было разгоряченное, налившееся кровью, по лбу струился пот.

— Имро, Имрушко, плохо тебе? — заговаривала с ним Агата.

Имро не отвечал, глядел на жену невидящими глазами; вдруг сорвал с себя одеяло и зашелся удушливым, лающим кашлем. Сила замер. Ему были знакомы эти судорожные движения, это надрывное дыхание и лающий кашель. Вот так же когда-то корчился и метался в постели отец, точно таким же движением прижимал к лицу жилистые руки, такой же кисловатый запах пота наполнял тогда комнату, точно такой жар исходил тогда от разгоряченного тела.

— Боже, боже… — вздыхала Балажова, поправляла подушки и утирала мужу пот со лба.

Пока она суетилась около постели и вздыхала, Сила умчался на станцию и вызвал по телефону «скорую помощь».

— Воспаление легких, его нужно в больницу, — сказал он в трубку незнакомому голосу и продиктовал адрес Балажа…

Балажова уехала с мужем, а Сила остался хозяйничать в доме. Накормил гусей, кур, запарил и насыпал корм кабану, а для Славко, который учился во вторую смену и еще не знал, что с отцом, сварил на ужин манную кашу.