Возвращение в Аргентум

В тот день, когда ты ворвалась в наш лагерь, так много лет назад, был первым днем моей жизни. Я помню, ты просила об обращении, дабы избавиться от мучающих тебя снов. Я был столь страстно взволнован как военной, так и личной перспективой выполнения твоего пожелания, что я даже не спросил, что это были за сны. Много ночей спустя после того как ты впервые проснулась Фирексийкой я думал о том, чтобы спросить тебя об этом, но всегда вопрос этот казался неуместным и предательским по отношению к нашей цели. Я так и не нашел верного момента, а теперь уже слишком поздно. Я никогда не узнаю, что тогда привело тебя ко мне. Мне не суждено узнать основу твоего решения, постичь скитания твоей души. Это окончательное, полное поражение моего короткого, пустого существования.

Думаю, я всегда знал в своем «сердце», что твоя душа не принадлежит к этому миру. В тебе есть энергия… убеждение, страсть чужеродная Мирродину… как нет подобной силы ни в одной итерации обширной Фирексии. Поэтому, дело не только в том, что ты не «моя» - ты не наша.

Мое дражайшее желание лишь в том, чтобы мое бескрайнее восхищение тобой стало бы столь же скоротечным и несущественным для твоего жизненного пути, как черномоль для ядра мира.

Пусть свет Лейсы ярко озаряет твой путь, и зеленая луна отыщет мирное место в твоих воспоминаниях, куда бы ты ни отправилась.

—Воринклекс, Голос Голода. Претор, Заросли, Новая Фирексия.

* * * * *

Громадный миэр выглянул из-за края кратера. По обе стороны его массивного заостренного подобно клюву черепа возникли любопытные аналогичные овальные головы размером поменьше. Вскоре вдоль жерла кратера выстроилась целая шеренга в несколько миэров в ширину, окаймляя по центру голову Крупного Миэра.

Снаружи кратера гремел хаос. Белые Фирексийцы дрались с позолоченными людьми и зелеными Фирексийцами. Все смешалось. Головы мелких миэров повернулись в сторону большой головы.

Крупный миэр жестом обозначил головной убор. Все мелкие миэры с пониманием кивнули – это был знак белых Фирексийцев. Затем крупный миэр вытянул руку так, чтобы ее было видно всем, и резко опустил большой палец.

Со звуком, подобным облаку цикад, серебряная волна миэров наводнила поле боя, развернувшееся у порога их обиталища.

* * * * *

Венсер вошел в назначенный час. Он был здесь всего пять минут, но уже вспотел, чувствуя прилив клаустрофобии, и понятия не имел, о чем они говорят. Лилиана распахнула дверь, плюхнулась на диван, и принялась болтать о каких-то людях, местах, делах, преступлениях… и прочих вещах, слышать о которых он был не готов. Там были подробности о размере и толщине какого-то определенного вожака минотавров. И что-то о том, как Джозу называл ее шалавой и шлюхой, хотя сам перетрахал половину прислуги в замке. Венсер определенно уловил что-то о домашнем скоте… или зверинце? – короля гномов, и о том, как именно клыки вампира чувствуются, когда входят в различные, на первый взгляд, случайные места, что привело к дальнейшим комментариям о сравнении щупалец или рук ведалкенов. Теперь беседа каким-то образом приняла эмоциональный оборот и обрела теоритический характер. Более философский. Венсер вздохнул и потер виски.

Она звучно отрыгнула и продолжила свою речь как ни в чем небывало.

- Когда кто-нибудь… настолько увлекается мной, что не может с собой совладать и растворяется во мне… Тогда я и сама в нем растворяюсь… В этот момент я чувствую себя освобожденной.

Венсер хотел было спросить, подразумевала ли она буквально «в ней», но передумал, мельком подсчитав количество бутылок вина, разбросанных по комнате. Пустых бутылок. Все, что осталось от обширной коллекции Джор-эла.