Ну вот, прошла шумная свадьба. Потом прошла суббота, воскресенье. Меня в эти дни чуть ли не на руках носили. «Не хочешь ли того, этого?» — спрашивали все, начиная от мужа, кончая сестрами его. И я думала: вот попала в дом! Житье, верно, будет у меня — рай. И напрасно пугали замужеством. Все зависит от людей, а не от привычек… Так думалось мне. Я даже в эти дни и не заметила, что домишко совсем ветхий у моего мужа и топится он по-черному. И что все стены прокопченны. И что в избе вечно пахнет дымом… А во время свадьбы я всего этого и не заметила, была как в угаре. Но вот наступил понедельник. Заснула крепко после двух суток свадебной кипотни. Да и до свадьбы, считай, недели две, покамест прощалась со своими подружками, каждый вечер толковали с ними до полуночи. Так что поспать-то надо было, чтобы досыта выспаться. А тут только заснула, и трясут меня. Слышу, чей-то голос призывает: «Вставай, засоня, на работу пора!» А я глаз открыть не могу, словно веки слиплись воедино. Наконец-то кто-то растолкал меня. Отец твой стоит уже одевшись и тихонько поколачивает меня по щекам. Кое-как с его помощью оделась, вышла на улицу, а как дошла до дому и не помню, на ходу спала. Слышу сквозь сон чей-то женский голос пеняет твоего отца: «Ну и жену себе отхватил, на ходу спит!» Слышу, шутит отец твой им в ответ: «Выспится, проснется. Век же спать не будет». Потом как умылась, поела чего и пошла снопы молотить на гумно, тоже не помню. И как молотила все утро, тоже не помню, все будто во сне делала. А за завтраком снова заснула. Руку протянула за щами да так ложку и оставила в них. Как потом вечером на постели оказалась, опять не помню. Проснулась я уже на следующее утро, как петухи загорланили, сама. Отец твой спрашивает у меня: «Что ты в прошлые сутки наработала?» — «Какие сутки?» — спрашиваю. «Так мы же с тобой уже третьи сутки живем», — смеется. И рассказывает, что и как я делала. Мне и стыдно и смешно. «Ну и ну, — качаю головой. — Вот так бабу себе взял. Морочиться со мной будешь». — «Что поделаешь, раз уж опростоволосился», — смеется. «Так ты, пока не поздно, отправь-ка меня домой». — «Нет, — отвечает, — мне такая, какая ты есть, хороша». И не могу обижаться. Держал он меня справно. Дружно мы с ним прожили, — мама опять всплакнула, вытерла мокрые глаза концом платка и продолжала не торопясь.
А спервоначалу замужем-то трудно пришлось. Я тебе уже говорила, что дома меня оберегали от лишней работы. Мама у меня хотя с виду сухая была, но женщина жилистая. На здоровье никогда не жаловалась. И работящая. Окромя ее еще старшая сестра Катя в семье была. Она, пожалуй, в один год со мной замуж вышла. Тоже охотница работать. Так вдвоем они меня и оберегали от лишней работы. К печи, пожалуй, и не подходила я. Стряпни тоже никогда никакой не готовила. Правда, вышивать да шить я научилась рано, с малолетства. Ту работу всю жизнь люблю. Ткать тоже спозаранку меня научили. Спасибо за это маме. А вот стряпничать не научилась. А тут как-то через неделю, как замуж вышла, свекровушка моя, твоя бабушка Анисья, заболела. Легла и лежит — не встает. Наступило воскресенье. Надо калитки печь. Такая уж у нас в деревне привычка. Хоть все сусеки подмети, а на сканцы муки собери да калиток напеки… Встала я еще далеко до петухов, приготовила теста. Это-то я сумела сделать, у мамушки высмотрела, да и немудреное дело-то. А вот слушай, что у меня дальше получилось… Приготовила я тесто, наделала комочков, взяла скалку и начала катать. Сканец у меня рвется. Мучалась целое утро и ни одного сканца не приготовила. И плакала-то я, и поойкала-то я, и маму-то бранила, что не научила меня простому делу. И себя-то за косу дергала, стыдила. Делай что хочешь, как не умеешь, так вдруг не научишься. Делать нечего, подошла к свекрови. Так, мол, и так, мама, у меня сканцы не получаются… Старушка пробурчала что-то себе под нос да стала здыматься с постели. Я уже и обрадовалась, как в избу вваливается по каким-то делам Дарья, мужья сестра. Подходит к печке, а там угли уже погасли, а у меня еще не у шубы рукава. «А я к вам горяченьких калиточек есть забежала — накормите». — «Да вот…» — развожу я руками, и со стыда у меня лицо загорается. «Что же ты такая безрукая замуж-то выскочила?» — скалит снова зубы. «Да вот такая уродилась», — плачу. «А раз такая, так вот куды дорога. — Берет меня за рукав и подводит к двери. — Катись к своей мамушке!»