Возвращение в Сонору

— Притом, что анализы берут у всех. Стандартная процедура. Эдуардо был под кайфом. — Ясно. Получив из лаборатории результаты, отец сначала позвонил сыну, а только затем тренеру команды. — Отец предупредил, чтобы я был осторожен.

Похоже, я хорошо потрудился над своей репутацией. Думаю, шериф от удивления проглотил бы свой значок, если бы узнал, что наркота любого сорта в моем доме под строгим запретом. Только телки и слабый алкоголь. Нам хватало своей собственной дури.

— Понятно.

Я запустил фильм дальше. Косые ребята на экране продолжали старательно месить героя.

Роб спустил девушку на пол, и теперь она, сидя у него между ног, возилась с пряжкой ремня. Я оглянулся назад. Дик с Нортом были заняты бильярдом, рядом с ними терлись еще три девушки в таких же коротеньких платьицах. Хили Холбрук как то раз, хихикая, рассказала, что многие девочки специально копят деньги на дизайнерские платья для моих вечеринок или берут их напрокат.

Учитывая, что получить приглашение в бильярдную считалось билетом в Высшую Лигу, телки на многое готовы были пойти. Поначалу, одурев от вседозволенности, мы даже устраивали секс-родео. Ставили девочек в круг и соревновались, кто продержится дольше. Или наоборот, скорее кончит. Единственной уступкой скромности были завязанные галстуком глаза. Девушка получала на память галстук и приятные воспоминания.

Интерес к подобным развлечениям закончился быстрее, чем галстуки в гардеробной отчима. Дверь в бильярдную никогда не запиралась, и за все прошедшее лето спуститься вниз к Горячим Стволам не отказалась ни одна. И ни одна не ушла по собственному желанию.

Именно поэтому они так быстро перестали меня интересовать.

Сейчас все были заняты, и я мог спокойно досмотреть фильм до конца.

Как и ожидалось, героя все-таки добили. Перед моими глазами в потоках ветра плыли ивовые ветви, звучала печальная мелодия.

Мне приснился сладкий сон.

И я плачу, потому что он никогда не сбудется.

Роб откинул голову на спинку дивана и тихо застонал. Его девушка, улыбаясь, смотрела на меня снизу. Но если она надеялась, что я пожалею о своем отказе, то сильно ошибалась.

Виски сдавила тупая боль. Для моего сегодняшнего настроения пиво не годилось. Нужно было или выпить что-нибудь покрепче или навестить старого друга. Разберусь по дороге, решил я, вставая с дивана и направляясь к лестнице наверх.

В холле и у бассейна меня приветствовали, салютуя пивными банками и пластиковыми стаканчиками. Я тупо смотрел перед собой, избегая соблазна схватить за шиворот первого попавшегося и потащить его на Роузхилл.

Тупые скоты. Если бы я сейчас воткнул свиную голову на палку[7] и поднял бы ее высоко в воздух, они пошли бы за мной толпой, гогоча и рыгая пивом. Так бы и вел их до самой глубокой расселины в горах. И дудочка Крысолова мне бы не понадобилась.

Виски ждал меня в спальне. А мешок с песком в тренажерном зале. Оттуда через застекленную стену был виден фасад дома для прислуги. Я обошел бассейн и по огибающей Логово дорожке прошел в зал.

Окно Покахонтас темнело, как черная дыра в моем сердце. Обычно она в восемь часов выходила на вечернюю пробежку и возвращалась до десяти. Потом долго сидела с зажженным светом. Я уже заметил, что девчонка много читает, и дворецкий дает ей книги из домашней библиотека.

О’кей, я не возражал. Значит, у меня будет грамотная прислуга. А знание классической литературы не помешает ей мыть полы в моем доме.

Где она шляется сегодня, черт ее побери?

Не включая света, я подошел к набитому песком и опилками мешку, который крепился к свисающему с потолка ремню, до локтей поддернул длинные рукава майки, похлопал старого друга по потертому боку и сразу ударил левой.

Где?

Она?

Шляется?

Прав был, пожалуй, старый пердун-гангстер из фильма — прикончить свою заботу и ни о чем больше не беспокоиться. Сам не знаю зачем, я спросил ее о любви. Не похоже, чтобы эта тема ее вообще волновала, раз она сразу начала рассуждать о построении сюжета и эмоциональных акцентах.

Ладно, если после месяца в Святой Троице Покахонтас не начнет щебетать об утюжках для волос и о том, как ужасно растолстела Дженнифер Лав Хьюитт, я, пожалуй, признаю за ней кое-какие гражданские права сверх положенных говорящей швабре.

Я продолжал осыпать ударами мешок, выжимая из себя горечь и злость единственным доступным мне способом.

Признаю, я был с детства пропитан горечью насквозь. Зато она присыпана сахарной пудрой невинности. Достаточно будет одной капли моего яда, чтобы отравить ее сладость навсегда. Однажды я так и сделаю.

Никто не избежит правосудия человека, которого предали — ни те, кто причастен к этому напрямую, как моя мать и отчим, ни та, кто прикоснулась к моей тайне случайно. Аделина Гарсия.

Моя Покахонтас.

Моя собственность.

Моя вещь.

А перед их смертью я спрошу каждого… каждого, блять: зачем вы меня таким сделали? Вот только пиджак на красной шелковой подкладке, как у того косого парня, одевать не буду.