В кабинете на полу лежала хорошо выделанная шкура белого медведя, на стене висело несколько рогов и шкуры тигра и бурого медведя. А также фотографии, которые Ковчин и Северов принялись рассматривать. Хозяин, покопавшись в ящике стола, достал коробку, как оказалось, с табаком. Баранов и Ковчин набили трубки и с удовольствием закурили. По кабинету поплыл запах табака и вишни.
- Остатки былой роскоши, - с удовольствием затягиваясь, сказал Иван Кузьмич. – А все, что вы здесь видите, добыл я сам.
До полудня они рассматривали фотографии и слушали истории хозяина квартиры, Ковчин тоже немало полетал по стране, в основном Дальний Восток и восточная Сибирь. Это было увлекательно, Баранов немного оттаял, настроение заметно улучшилось.
Затем они пошли в то самое замечательное место, про которое говорил Иван Кузьмич. Вел он их какими-то дворами и переулками, названия которых ничего не говорили Северову, который в Москве почти не ориентировался. Это оказался ресторан, небольшой, но очень уютный. Официант, поздоровавшись с Иваном Кузьмичем как со старым знакомым, извинился за невеликий ассортимент, но обед превзошел все ожидания. Мясная солянка, жареная картошка, селедочка с луком, мясо с пряным соусом, хрустящие маринованные огурчики. Баранов с Ковчиным позволили себе ровно по три небольшие рюмки водки, Северов от алкоголя отказался, предпочел «Нарзан».
- А ты что, совсем в рот не берешь? – спросил Ковчин, с удовольствием хрустя огурчиком после первой рюмки.
- Совсем, - просто ответил Олег, - а иначе в такой компании ни за что бы не отказался.
- Правильно, наверное, но мы с Ваней еще маленько выпьем.
Они выпили, Ковчин немного помолчал и задумчиво произнес:
- Ты, вроде, говорил, что тебя три раза сбивали. Каково это, по вражеским тылам пробираться?
- Сергей Иванович, тут как повезет. А вообще, некоторым вещам учить бы надо. Как ориентироваться на местности, что нужно делать, а чего нельзя. Да и знание языка не помешает. Я вот учил, так что пришлось с юберменшами пообщаться.
- С кем? – удивился Баранов.
- С юберменшами, ну, расой господ, хозяевами. А мы унтерменши, недочеловеки значит.
- Хорошо тебя учили, да и не без пользы, - задумчиво сказал Баранов. – Послушаешь, как другие по вражеским тылам мыкаются… А сколько не вышло…
- Мы с моим прежним комэском хотели программу составить, что-то вроде курса выживания на вражеской территории. Не успели, меня сбили, его арестовали.
- А что он сделал? – осторожно поинтересовался Ковчин.
- Он-то ничего. Предлагал летать парами, а не тройками. Да мы так и летали. Предлагал не жаться к бомберам при сопровождении, а маневрировать, - и Северов показал маневр руками. – Обвинили в больших потерях, хотя он предупреждал о них, в преклонении перед немецкой техникой и тактикой. У нас в эскадрилье потери были самыми маленькими в полку, а результаты – лучшими. А признать его правоту, значит признать свою вину тем, кто его обвиняет. А после того, как меня сбили и комэска арестовали, в эскадрилье два самолета и осталось. Вот я и переживаю, как там ребята без меня. Не обижайтесь, Иван Кузьмич, но я все-таки истребитель! У меня зазнайства ни перед вами, ни перед бомберами нет. На войне каждый свое дело делает. Но кавалеристу в саперах трудно привыкнуть, да и надо ли.
Баранов вздохнул, налил себе и Ковчину:
- Давай, Сережа, выпьем за нашего второго пилота. Пока нашего. Я ведь чувствовал, что ты у нас не задержишься. Я же полжизни в небе, такое не объяснить нелетающему человеку. Когда будет можно, пиши рапорт на перевод обратно в истребительную авиацию, я поддержу, поговорю с начальством.
Два дня в Москве пролетели быстро, но обстановка не располагала к посещению театров и музеев. Прошлись по Москве, зашли к знакомым Ивану Кузьмичу артисткам. Те не эвакуировались, остались в городе, так что посидели хорошо. Стол был небогатый, собрали из чего было, артистки душевно пели песни, правда, в основном грустные. Все внимание было к Баранову и Ковчину. Орденоносцы (у Ковчина тоже был «Знак Почета»), заслуженные летчики, облетевшие весь Союз, сейчас летают в тыл врага. Баранов неплохо пел, Ковчин хорошо играл на гитаре, тоже пел. Младший лейтенант, хоть и с высоким боевым орденом, на их фоне был не особо заметен, да Олег и не собирался привлекать внимание. На ночь остались у артисток (куда же вы на ночь глядя, комендантский час, патрули…). Северов удобно расположился на роскошном кожаном диване, остальные уединились в других комнатах. Олег их нисколько не осуждал, наоборот, был рад, что «старички» немного расслабятся. Да и артистки, молодые женщины около тридцати, выглядели стосковавшимися по мужской ласке. На утро мужики выглядели немного смущенными, ведь Олег ночевал один, но тот дал понять, что вполне всем доволен и нисколько не в обиде. Оставив артисткам консервы и шоколад, полученные в пайке, авиаторы засобирались домой – на аэродром.