Возвращение в жизнь

– Это ты называешь пить? – рассмеялся он, гладя ее податливые руки. – Ну что ты! Просто, встретил приятелей. Ничего плохого нет в этом, правда, мама?

– Вчера приятели, сегодня приятели. День бился, бился, а к вечеру напился, – отказывая зятю в обычном заступничестве, сказала Прасковья Степановна. – Плохо это может кончиться. Так и начинают привыкать.

– Ну вот! – теперь уже обиженно рассмеялся Виктор Дмитриевич. – Что же я – алкоголиком стану от лишней рюмочки? Хотите, могу совсем не пить?

– Очень хотим.

Виктор Дмитриевич встал, поцеловал жену.

– Раз я могу управлять собой, ты не беспокойся, – сказал он уверенно. – Все это вздор!

И он начал рассказывать о Чернове: вот Аркаша уже не может остановиться, у него это уже потребность, прямо жаль парня, на глазах катится под откос. Он преувеличенно жалел и осуждал приятеля и всем своим видом как бы говорил жене и теще: вы же видите, как хорошо я все понимаю, как трезво сужу о вещах? Так что же вы обо мне-то беспокоитесь? Вздор! Сущий вздор!..

Ася привыкла, что муж всегда бывает верен своему слову, и радовалась, что держит его и сейчас. Он, кажется, стал даже внимательнее и нежнее, чем раньше.

Но ближе к зиме снова начала вторгаться в дом тревога.

Вечерами Виктору теперь частенько не сиделось дома. Если у него почему-либо портилось настроение или встречались трудности в работе, он уже привычно искал спасения во встречах с Черновым, в сбивчивых пьяных беседах.

Выпивши, он становился не в меру разговорчивым, деланно возбужденным: пустяк, глупость вызывали у него смех.

– Знаешь такой анекдот? – спрашивал он у Аси, и, смеясь, пересказывал услышанный от Аркадия анекдот: – У одного пьяницы спросили: «Вы до чертиков напивались?» – «Что вы, – отвечает он. – Никогда. А вот мой товарищ напивался. Прихожу к нему, а он лежит пьяный в дым, и черти по нему так и бегают, так и бегают…»

Асе было совсем не смешно. Ее пугало, что выпивка занимает все больше места в разговорах мужа. А он продолжал смеяться:

– Не бойся, я-то до чертиков не допьюсь!

Она пристально смотрела в затуманенные глаза мужа и не узнавала их.

– Когда ты пьяный, у тебя даже глаза другими становятся…

Нетерпимость жены вызывала у Виктора раздражение. Виктору Дмитриевичу казалось, что Ася кричит на него, хотя она говорила спокойно, а повышал голос только он.

– Я начинаю бояться за тебя, за наше счастье, – тихо сказала Ася.

И ему опять послышалось, что жена кричит.

– А можно без фортиссимо? – повысил голос он сам. – Ты просто придираешься ко мне!

Теперь Ася все яснее убеждалась в серьезности своих опасений…

Как-то незаметно случилось, что в доме реже стали собираться старые друзья. Но Виктор Дмитриевич даже не обратил на это внимания.

Искусственное возбуждение становилось необходимым, иначе нападала апатия. Для оправдания он с неожиданной находчивостью всегда отыскивал повод. Нельзя не выпить, если после концерта или получения денег товарищи идут в ресторан. Нельзя не вы– пить с редактором музыкального вещания радиокомитета, который пригласил участвовать в нескольких концертах.

В дни концертов он уверял, что нужно чуточку взвинтить себя. Но Ася знала: все это – самообман и ложь. Выпив, он играл хуже, чем обычно, терял ту внутреннюю собранность, которая прежде всегда поражала и восхищала Асю.

Чем чаще Виктор Дмитриевич пил, тем работал все беспорядочнее, рывками, дальше отходил от семьи. Ася пыталась понять причины того, что с ним творится.

– Виктор, ты совсем не живешь семьей, – сказала она ему. – Смотрю на других и завидую. У всех есть семья, все болеют за нее. А мы с тобой встречаемся сейчас только ночью. Ты не знаешь и не интересуешься, о чем я думаю. А у меня последнее время, когда ты выпиваешь, бывает так тоскливо на душе, что ты представить не можешь. Иногда противно смотреть на все… Что с тобой? Помнишь, мы так много мечтали, думали, как будем жить. Ты, наверно, уже совсем позабыл об этом?

– Сама виновата в своем настроении, – угрюмо ответил он. Ему и в голову не пришло, что колкий тон обидит жену. – Выдумываешь все. Чего тебе не хватает?

Ася подошла к мужу.

– Тебя не хватает. Твоей души. Настоящей, большой и светлой семейной жизни…

Этот разговор, продолжавшийся в постели чуть не до самого утра, будто бы остепенил Виктора Дмитриевича.

В одно из воскресений Ася купила билеты на премьеру в театр. Ожидая Виктора к шести часам, она оделась и сидела перед зеркалом, поминутно взглядывала в окно, как только слышались во дворе мужские голоса или сухой скрип снега от чьих-нибудь шагов…

Большие часы на стене медленно и гулко, точно вздыхая перед каждым ударом, пробили девять. Ехать было уже поздно даже и ко второму акту.

Ася оглянулась на часы и, склонив голову, распустила волосы. Продолжая держать в поджатых губах вынутые из волос заколки, тихо заплакала.

Как молчаливый упрек положила на видное место ненужные уже билеты. Потом переоделась в старенький халат, повязала синий передник и принялась за уборку.