Возвышение Сайласа Лэфема

— …или отчитать вас за поношение высоких особ. — Она смотрела на веер, лежавший теперь у нее на коленях, и старалась справиться с собой, но голова ее чуть-чуть подрагивала, и она не поднимала глаз. Разговор перешел было на другое, но Кори снова вернул его к ним самим, словно только о них и шла все время речь.

— Я хочу говорить о вас, — сказал он, — раз уж с вами я говорю так редко.

— Вы хотите сказать, что говорю одна я, когда мы — вместе? — Она взглянула на него искоса; но, произнося последнее слово, покраснела.

— Мы так редко бываем вместе, — продолжал он.

— Не понимаю, о чем вы?

— Иногда мне кажется… я боюсь… что вы меня избегаете.

— Избегаю?

— Да! Стараетесь не оставаться со мной наедине.

Она могла бы сказать, что им вовсе незачем оставаться наедине, и очень странно, что он на это жалуется. Но она не сказала этого. Она посмотрела на веер, потом подняла пылающее лицо и снова взглянула на часы.

— Мама и Айрин будут жалеть, что вы не застали их, — выговорила она.

Он тотчас же встал и подошел к ней. Она тоже встала и машинально протянула ему руку. Он взял ее как бы затем, чтобы попрощаться.

— Я не хотела выпроваживать вас, — сказала она извиняющимся тоном.

— А я и не ухожу, — сказал он просто. — Я хотел объяснить, объяснить, что это я завожу с ней разговор о вас. Объяснить… Я хотел — мне надо вам что-то сказать; я так часто повторял это про себя, что порой мне казалось, вы должны уже все знать.

Она стояла недвижно, оставив руку в его руке, не спуская с него вопросительного недоуменного взгляда.

— Вы должны все знать — она, наверное, сказала вам… Она, наверное, догадалась… — Пенелопа побелела, но, казалось, справилась с волнением, заставившим всю ее кровь отхлынуть к сердцу.

— Я… я не собирался… я хотел видеть вашего отца… но сейчас я должен сказать… я вас люблю!

Она высвободила руку, которую он держал в своих руках, и гибким движением отстранилась.

— Меня! — Быть может, в глубине души она и ждала этого, но слова его ужаснули ее.

Он снова подошел.

— Да, вас. Кого же еще?

Она отстранила его умоляющим жестом.

— Я думала… я… что это… — Она сжала губы и стояла, глядя на него, а он молчал, удивленный. Потом она сказала, дрожа: — О, что вы натворили!

— Право, — сказал он со смущенной улыбкой, — не знаю. Надеюсь, ничего дурного?

— О, не смейтесь! — воскликнула она, сама истерически засмеявшись. — Если не хотите, чтобы я сочла вас величайшим негодяем.

— Меня? — сказал он. — Объясните, ради бога, о чем вы?

— Вы знаете, что объяснить я не могу. А вы… можете вы… положа руку на сердце сказать… что никогда не думали… что все время думали именно обо мне?

— Да, да! О ком же еще? Я пришел к вашему отцу сообщить, что хочу признаться вам… попросить его… но разве это важно? Вы должны были знать… должны были видеть… только от вас я жду ответа. Сейчас все получилось неожиданно. Я напугал вас. Но если вы меня любите, вы простите меня, ведь я так долго любил вас, прежде чем заговорил.

Она смотрела на него, полураскрыв губы.

— О боже! Что мне делать? Если правда… то, что вы говорите… вы должны уйти! — сказала она. — И больше никогда не приходить. Вы обещаете?

— Конечно, нет, — сказал молодой человек. — Почему я должен обещать то… то… что несправедливо. Я мог бы повиноваться, если бы вы не любили меня…

— Я вас не люблю! Да, да, не люблю! Теперь послушаетесь?

— Нет. Я вам не верю.

— О!

Он снова завладел ее рукой.

— Любовь моя! Единственная моя! Что это за трудности, о которых вы не можете сказать? Вас они не могут касаться. А если они касаются кого угодно другого, мне это совершенно безразлично, что бы это ни было. Я был бы счастлив словом или делом доказать вам, что ничто не может изменить мои чувства к вам.

— О, вы не понимаете!

— Не понимаю. И вы должны мне объяснить.

— Никогда.

— Тогда я дождусь вашей матери и спрошу ее, в чем дело.

— Спросите ее?

— Да! Не думайте, что я отступлюсь от вас, пока не узнаю, почему должен это сделать.

— Вы вынуждаете меня к этому! А если я скажу вам, вы уйдете и ни одна живая душа не узнает того, что вы сказали мне?

— Да, пока вы сами не разрешите.

— Этого не будет никогда. Так вот… — Она остановилась и несколько раз безуспешно пыталась продолжать. — Нет, нет! Я не могу. Вы должны уйти!

— Я не уйду.

— Вы сказали, что любите меня. Если это так, вы уйдете.

Он опустил протянутые к ней руки, а она закрыла лицо руками.

— Хорошо! — сказала она, вдруг обернувшись к нему. — Сядьте. Обещаете ли вы… даете ли слово… не говорить… не пытаться уговаривать меня… не… трогать. Вы не тронете меня?

— Я послушаюсь вас, Пенелопа.

— Вы никогда больше не попытаетесь меня видеть? Как будто я для вас умерла?

— Я сделаю все, как вы хотите. И все же я вас увижу. И не говорите о смерти. Это — начало жизни…