Возвышение Сайласа Лэфема

Миссис Лэфем в изнеможении опустилась на стул у второго окна, не в силах ни говорить, ни двигаться, а дочь медленно, но кратко, касаясь только главного, рассказывала, перемежая рассказ горькими шутками.

— Ну, вот и все, мама. Я бы подумала, что это был сон, да только я всю ночь не спала. Нет, кажется, все было наяву.

Мать взглянула на постель и сказала, охотно отвлекаясь этой меньшей заботой:

— Так ты и не ложилась! Ты себя уморишь.

— Не уморю, но действительно не ложилась, — ответила девушка. Видя, что мать снова мрачно замолчала, она спросила: — Что ж ты не винишь меня, мама? Почему не говоришь, что я его завлекала и отбивала у нее? Разве ты так не думаешь?

Мать не ответила, точно это безумное самобичевание не нуждалось в ответе.

— Как ты думаешь, — просто спросила она, — он знал, что ты его любишь?

— Конечно, знал! Как бы я сумела скрыть от него? Но я сперва сказала, что не люблю!

— К чему? — вздохнула мать. — Могла бы сразу признаться. Разве это помогло бы Айрин, если б ты не сказала?

— Я всегда старалась помогать ей, даже когда я…

— Знаю. Только неровня она ему, нет. Я это сразу поняла, а признаться себе не хотела. Да и он все приходил…

— А меня у тебя и в мыслях не было! — вскричала девушка с горечью, пронзившей сердце матери. — Я была никто! Я ничего чувствовать не могла! Меня никто не мог полюбить! — Сумятица из отчаяния и торжества, угрызений и обиды, наполнявшая ее душу, искала выражения в словах.

— Да, — виновато сказала мать. — Тебя у меня в мыслях не было. Или почти не было. Приходило мне порой на ум, что может быть… Но не похоже было… И ты так старалась для Айрин…

— Ты этого хотела. Ты вечно посылала меня разговаривать с ним за нее, а что я могу говорить с ним за себя, ты не думала. Я за себя и не говорила!

— Я наказана за это. А когда ты… полюбила его?

— Не знаю. И не все ли равно? Все кончено, и не важно, когда началось. Сюда он больше не придет, если только я не позволю. — Она невольно выдала, что гордится своей властью, но все же продолжала с тревогой: — А что же ты скажешь Айрин? Меня ей нечего опасаться; но раз он ее не любит, что ты сделаешь?

— Что делать, я не знаю, — сказала миссис Лэфем. Она все еще безучастно сидела на стуле, не в силах, казалось, стряхнуть с себя апатию. — Не вижу, что тут можно сделать.

Пенелопа насмешливо засмеялась.

— Тогда пусть все идет по-прежнему. Только по-прежнему не получится.

— Не получится, — эхом откликнулась мать. — Она красивая, хозяйственная, и у твоего отца денег довольно. Ох, я сама не знаю, что говорю! Неровня она ему, нет. Я это все время чувствовала и все время сама себя обманывала.

— Если бы он ее любил, — сказала Пенелопа, — не имело бы значения, ровня она ему или нет. Я ему тоже неровня.

Мать продолжала:

— Я могла бы догадаться, что это ты, но я вбила себе… Теперь-то я все вижу ясно, да слишком поздно. И что делать, не знаю.

— А что, по-твоему, делать мне? — требовательно спросила девушка. — Ты хочешь, чтобы я пошла к Айрин и сказала, что это я его у нее отбила?

— Господи! — воскликнула миссис Лэфем. — Что же мне делать, Пэн?

— Для меня — ничего, — сказала Пенелопа. — Я сама во всем разобралась. Сделай все, что можешь, для Айрин.

— Я не стану тебя винить, если ты хоть сегодня за него выйдешь.

— Мама!

— Нет, не стану. Ты поступала по-честному и имела на это право. Винить тут некого. Он вел себя как джентльмен; теперь-то я вижу, что он о ней и думать не думал, а только о тебе. Вот и выходи за него! И он имеет право, и ты.

— А как же Айрин? Обо мне говорить нечего. Я о себе сама позабочусь.

— Она еще ребенок. Все это она себе просто напридумывала. Это пройдет. Она не так чтобы всем сердцем…

— Нет, мама, всем сердцем. Это для нее вопрос всей жизни. И ты это знаешь.

— Да, верно, — сказала мать, точно именно это и доказывала, а не обратное.

— Если бы я могла отдать ей его, я бы отдала. Но не в моих это силах. — И она добавила с отчаянием: — И не в моих силах взять его себе!

— Что ж, — сказала миссис Лэфем. — Придется ей вынести это. Не знаю, чем все кончится. Но ей придется свою долю вынести. — Она встала и пошла к двери.

Пенелопа в ужасе кинулась за ней.

— Неужели ты идешь ей сказать? — И она схватила мать за плечи.

— Да, — сказала миссис Лэфем. — Если она взрослая женщина, то вынесет и женское горе.

— Не могу я тебя пустить к ней, — взмолилась девушка, пряча лицо на плече матери. — Не говори Айрин. Я боюсь тебя пустить. Как я взгляну ей в глаза?

— Ты ведь ничего плохого ей не сделала, Пэн, — сказала мать, успокаивая ее.