Создание самоуправляемых сообществ дарит надежду и радость. Антипопулистские и антифашистские столкновения – всего лишь часть цирковых игрищ, в которых чахнет общественное сознание. Находящиеся на пару ступеней выше по социальной лестнице мужчины и женщины, в чьих руках сосредоточены дела и деньги, с удовольствием этому аплодируют.
Государство доходит до такого цинизма, что ему уже нет дела до массовых выступлений, требующих отмены абсурдного и несправедливого постановления. Не завладело ли государство правом на самовольное утверждение законов во имя демократической деспотии? Государство обращается с протестующими как с охваченным плебейским духом сбродом, ведь ему ясно, чем заканчиваются эти всплески недовольства. Как только «масштабное» выступление закончено или же традиционно разогнан и подавлен мятеж, каждый вернётся к себе домой, безуспешно пытаясь скрыть уныние под маской хвастовской болтовни по поводу выполненного долга. Столкнувшись с крушением надежд на перемены, протестное движение превращается в гам и суету. Гнев замыкается на себе, продолжая углублять ту пропасть отчаяния, в которой вот уже много веков заперто наше существование.
Для установления власти порядку нужен элемент беспорядка. Неважно, каким будет водружённый флаг: ксенофобия, мизогиния, гомофобия, национализм, религия, идеология или моральная добродетель. Даже так называемые революционные организации и движения, сделавшие радикализм профессией, своими жестокими внутренними конфликтами показывают, что и им не чужда практика избрания козла отпущения, которую так умело применяет Государство. В этом шкафчике с множеством ящиков скоплено и теснится всё, на что можно навесить ярлык терроризма. Исламистские атаки здесь соседствуют с бунтом, поднятым в Нотр-Дам-де-Ланд9 земледельцами, сельскими жителями, животноводами, защитниками природы, пивоварами, булочниками, независимыми строителями, степень опасности которых демонстрирует вторжение 2 500 полицейских, чьи силы были направлены на разрушение сельских построек, коллективных огородов и фантазийных жилищ.
Что до транснациональных компаний, то они остро нуждаются в хаосе, дающем полную свободу рукам дельцов, плетущих свои интриги и проводящих махинации. Множащиеся абсурдные или надуманные конфликты порождаются ими, ведь в этих склоках растворяется и иссякает гнев, теперь уже не представляющий опасности для их газовых сланцевых скважин, загрязняющих атмосферу вредными для жизни веществами.
В то же время власть денег обедняет человеческое сознание, разрушает чуткость ума, превращая мужчин и женщин в безмолвных и бессовестных скотов. Развязанные руки туристической и строительной мафии изгоняют жителей городских кварталов и сельских поселений, закатывая захваченные территории в бетон прибыли. За пригоршню долларов сельские жители продают свои земли, позволяют загрязнить некогда чистые природные зоны. Рабочие производят оружие, вырубают леса, участвуют в повсеместном нанесении вреда миру, закрывая глаза на то, что сами становятся жертвами этой системы: высокая оплата смертоносной работы и доступ к супермаркетам покрывают всё. Малейшее волнение заглушается звоном святых монет. Щелчок открывающейся кассы парализует толпу.
Опыт новой жизни, намеченный в Нотр-Дам-де-Ланд, не смог вызвать волны протестов. Тихонько осесть в своей долине слёз – это отличная помощь Государству в экономии слезоточивого газа.
Закрывать глаза и уши, когда цинизм и бахвальство «лиц, принимающих решения», продолжают вгрызаться в землю траншеями всемирного опустошения – значит привести человеческое существо к такому унижению, которого самые жестокие тиранические режимы добивались через масштабные акты насилия. Немногие эпохи дошли до такой степени бесправности и униженности настолько пассивно, смиренно и даже охотно.
С другой стороны, гневные завывания не приведут к падению установившейся системы эксплуатации. Даже если насильственными способами иногда удаётся добыть какую-нибудь реформу, добиться отмены постановления, предотвратить нанесение вреда природе, то о дальнейшем не стоит и говорить. Потеряв на миг равновесие, власть быстро приходит в себя, продолжая прятать концы в воду и заговаривать нам зубы.