Впечатления моей жизни

Мне было легко оправдаться от такого глупого обвинения. Было слишком неправдоподобно, чтобы я могла доверять свои мысли такому человеку, как Б., не говоря уже о том, что мне и в голову не пришло бы сказать то, чего я сама не думаю. Я дала А.И. слово в том, что говорю правду. Мне показалось, что он поверил моей искренности, успокоился, и мы расстались друзьями.

Этот инцидент был мною окончательно забыт. С той поры пришлось столько пережить, что не только мелочи окружающей жизни, но и мои личные дела и желания отошли далеко на последний план.

Прожитая в Москве зима показала мне, что А.И. совершенно ко мне переменился, и я приехала в Талашкино с тяжелым чувством. И вот мне предстал Барщевский, и я поняла, что зло идет от этого маленького человечка.

Он влачил когда-то в Ярославле нищенское существование, едва зарабатывая для своей семьи 50 рублей в месяц в качестве надсмотрщика работ при Губернской земской управе. В свободное от занятий время он делал снимки с памятников нашей старины на севере. Эта преданность к ней показалась мне трогательной, я вытащила его оттуда и пригласила заведовать моими собраниями русской старины в Смоленске.

С момента передачи музея Археологическому институту Барщевский, служивший у меня уже лет двенадцать, принял со мною совершенно другой тон. Я заметила в нем непомерную важность, а полученный им от А.И. институтский значок почетного члена сделал Барщевского неузнаваемым.

Звание почетного члена дает мужчинам право на чин статского советника, но должна сказать, что в данное время иметь этот значок не делает особой чести, уж слишком он опошлился, красуясь, к сожалению, на всяких проходимцах, так как А.И. без разбора сорил им направо и налево.

Барщевскому этот значок шибанул в нос, как шампанское. Он обзавелся форменной генеральской тужуркой и проникся олимпийским величием. Все это было бы только смешно, если бы его величие ограничивалось лишь особой походкой и осанкой, которые появились у него одновременно с генеральской тужуркой. Но ему захотелось быть независимым директором музея. Между тем на дороге стояла я как попечительница музея. И вот началась сложная и тонкая интрига.

Не хочу давать моему сердцу озлобиться на А.И. Несмотря ни на что, я всегда буду его уважать за то, что он создал институт, стоивший ему многих забот и огромных трудов. Как всякий человек, созидающий что-либо большое, несет он тяжкий крест, борясь с завистью и неприязнью. К сожалению, я это хорошо знаю по своему личному жизненному опыту…

Поразительно, как человек вынослив! Сколько его душа способна впитывать горечи всякого рода! Какая трата сил требуется для каждого нового испытания, а за дверью стоят, выжидая очереди, новые удары… и все же человек жив… Как часто за эти годы я думала, что больше жить не стоит, что счастлив тот, кто раньше убрался на покой…

ГЛАВА XXXV

1916 год

Боже, какой во мне разлад! Какая щемящая тоска! Тяжелое разочарование мало-помалу охватило меня, и я не в силах справиться с собой. С каждым днем это чувство растет, с каждым часом что-то отрывается, до боли терзая душу. Чувствую нашу гибель, мы падаем куда-то в пропасть, мы завязли в такую пучину, где умирает все - и лучшие чувства, и надежды на будущее. Всего еще два года тому назад, в начале этой страшной войны, я безгранично верила в нашу мощь, честь и патриотизм. А теперь?!… Глубокая вера моя потрясена во мне до глубины…

Давно, давно, еще задолго до войны, я с отвращением отошла от того круга людей, который присвоил себе название "высшего общества", и поняла всю пустоту, глупую напыщенность, ограниченность и… продажность большинства его представителей. Но Россия не вся же состоит из такого сорта людей, должны же быть и другие, более культурные люди или просто, наконец, люди долга. Но куда же в эту тяжелую годину девались они? Где искать их? Неужели в момент катастрофы и эта благомыслящая часть русского общества оказалась бессильной, и настолько малой, что растворилась в океане беспринципности и всякой продажной дряни?

День за днем газеты приносят нам обличительные столбцы, не сплетен, о нет, а отталкивающих фактов, преступных деяний лиц, принадлежащих к всевозможным слоям общества. Пусть были бы нашими внутренними врагами необрусевшие инородцы, не скрывающие своих симпатий к Германии, - это еще понятно, они не русские, нам не друзья и работать в нашу пользу не имеют никакой причины, но на газетных столбцах колют нам глаза чисто русские имена. Мне они мерещатся написанными кровью! Разве нужно быть каким-то особенно культурным человеком или принадлежать к какому-нибудь особому классу общества, чтобы любить свою родину, честно служить ей и исполнять перед ней свой долг?…