Читаем Впечатления моей жизни полностью

Меня всегда коробит шутливая снисходительность по отношению к коренным недостаткам нашего русского характера, которые обыкновенно, в виде утешения, объясняют "славянской натурой". Что это такое за "славянская натура"? Говорят, что особенностями этого нашего характера являются доброта, мягкость, доверчивость, добродушие, мечтательность и снисходительность. Без сомнения, такие черты были бы очень симпатичными, если бы они проявлялись в здравых границах благоразумия, в противном же случае они легко становятся недостатком, наносящим не только ущерб близким, но и вред обществу. В преувеличенной мере эти самые свойства легко вырождаются, и доброта превращается в слабость, мягкость - в бесхарактерность, доверчивость - в безалаберность, добродушие - в шаткость, мечтательность - в лень и, наконец, снисходительность - в беспринципность. Из всех наших сословий, я думаю, лишь крестьянство и духовенство еще сохраняют в чистом, неискаженном виде эти стороны характера. Если крестьянин добр, то в меру, доверчив он относительно, т.е. весьма себе на уме и осторожен, он совершенно не мечтателен и вовсе не ленив, в особенности работать на себя, добродушен с близкими или с теми, которых давно знает и которых уважает. Крестьянин, конечно, не пропоец, а хозяин, здоров душой, нормален, уравновешен, практичен, далеко не глуп, подчас даже весьма наблюдателен и остроумен, и если он до сих пор остался темным невеждой и грубым, то это, конечно, чина не его.

А что же случилось с верхами? С так называемыми образованными сословиями? Случилось то, что они дали нам ряд поколений, лишенных патриотизма и презрительно и недоброжелательно относящихся ко всему русскому. Русское общество веками понемногу теряло свое достоинство, стало стыдиться самого себя, и в наши дни у большинства окончательно исчезло сознание русской национальной идеи. Наша интеллигенция, за малым исключением, вышла обезличенной, отрекшейся от всего своего, с чужими, навеянными идеями и напичканная вкривь и вкось утопиями западной материалистической философии, которая у многих ребром легла в спутанных и еще недозревших мозгах. Этот, даже весьма многочисленный сорт "интеллигентов" в других условиях был бы даже забавен, с его болезненной заботой проходить за ультрапередовых и по своей нетерпимости, переходящей в род какого-то сектантства, выражающегося в том, что те, кто имеет смелость не быть слепо с ними заодно или проявить самостоятельные убеждения, для них парии, которых без разбора валят в один и тот же мешок "ретроградов".

Не раз приходилось мне иметь дело с так называемыми передовыми людьми, знала я и людей с очень крайними убеждениями. Но ни разу мне не удавалось с ними договориться. Все эти либералы, социал-демократы и проч. - пустые краснобаи, не лучше других. Их громкие фразы о благе человечества лишь корка, под которой скрывалась обида неудачника или мелкая душонка, или все тот же карьеризм, в котором они обвиняли других. Я так часто видела, что слова их не сходились с делами… Усиленная пропаганда антимилитаризма, интернационализма и других "измов" ослабила патриотический дух, вернее, уничтожила это вполне естественное чувство. Тлетворные порождения атеистического духа капля за каплей, систематически и упорно в течение столетий разрушали духовную сторону нашего общества, находя подходящую почву в многочисленной полуобразованной его части, и воспитали его так, что оно теперь не в силах стряхнуть с себя этот гибельный для него гнет.

Мы больны, мы очень тяжко больны! Наша якобы молодая нация, не дойдя еще до зари своего рассвета, успела уже подгнить у самого корня и, как ветхий организм, разлагается! Страшно! Больно до слез, обидно…

Растление принесло свои блестящие плоды, взрастив такие плевелы, как Мясоедов и тысячи таких же преступников среди дворян, купцов, общественных деятелей и других людей, теми или другими поступками оплевавших Россию и нанесших несмываемое оскорбление нашей национальной гордости. Теперь, когда ежедневно в газетах появляются обличительные статьи о постыднейших поступках, вредящих нашему успеху на войне, теперь-то немцы могут сколько угодно нас презирать… Мы этого вполне достойны! Сунулись воевать, а пушек нет, снарядов нет, ружей нет, да и вообще нет ни порядка, ни стойкости, ни согласованности…

Неужели же у нас нет талантов, организаторов, а главное, патриотов и честных людей, способных в минуту такого бедствия сплотить вокруг себя единомышленников и, пока еще не поздно, дружной работой идти нога в ногу с нашей армией? А время не ждет, и развал, устарелый, давнишний развал принимает грандиозные угрожающие размеры…

Впрочем, я несправедлива. У нас не все так худо шло. Наряду с нашими давно устарелыми, инертными правительственными учреждениями ярко выделяется и процветает одно, деятельность которого доведена до полного совершенства, блестяще оправдывая затрачиваемые на него миллионы - это балет. При нашем общем неустройстве, будто в насмешку, именно такую сложную затею сумели поставить на должную высоту.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное