Вперед, русичи!

– Да помню вроде. Она про себя все сказки какие-то плела да плакала, что ей никто не верит. У нас дома только про то и разговоров было. Это сейчас уже все позабылось.

– Где же она, куда ее отправили? – с волнением спросил Павел, остатки сна которого как рукой сняло.

– Да где ж ей быть, – удивился Меншиков, – там же, в монастыре и есть, коли не померла.

– С чего ей помереть-то, – рассерчал на денщика Петр. – Ты отвечай, о чем спрашивают, а не мели попусту языком.

– Я и говорю, что в монастыре.

– А в каком? – продолжал допрашивать Павел. – Где он находится, далеко ли отсюда?

– Да недалече, – ответил Алексашка, – от Москвы верст пятьдесят будет. А отсюда на карете за сутки можно добраться, если с подставой.

– Как мне попасть туда? – умоляюще глядя на государя, спросил Павел.

– Так давай с нами, – предложил тот, – мы денька через три в Москву переезжаем, там я тебя снаряжу, а может, и сам с тобой съезжу.

– Нельзя мне так долго, – опустил голову Павел, – меня уже дома ждут. Мне и сутки-то терять нельзя, да деваться некуда, если раньше добраться нельзя.

– Раньше нельзя, – ответил Меншиков.

– Коли так, уважу тебя, – сказал Петр, – дам карету да поезжай с Богом.

– Сейчас? – Павел радостно вскочил.

– Погоди ты, сейчас велю закладывать, а сами еще потрапезничаем перед дорогой, да тебе с собой провиант надо собрать. Алексашка, поди быстро, распорядись, – отослал он денщика.

Вскоре в комнату принесли завтрак, совсем не царский, как подумал Павел. И они с государем закусили. Ему не терпелось ехать, и Петр успокаивал его, видя это нетерпение.

– Поспешай неторопливо, – приговаривал он. – Пусть экипаж проверят как следует, надежней будет, что доедешь до места. Дороги-то сам знаешь, какие у нас. А тут вчера дождик знатный полил. И ты ешь плотнее, в пути оно не всегда придется.

Наконец дверь отворилась, и Алексашка объявил, что экипаж готов.

– За кучера кто будет? – спросил Петр.

– Семен вызвался, у него в том монастыре сестра, – пояснил Меншиков.

– Добре. И Ботало в сопровождение дай, а я грамоту напишу, чтобы в дороге не держали и в монастырь доступ дали.

Павел не знал, как и благодарить государя за заботу. А тот, покончив со всеми делами, протянул ему грамоту и собрался проводить до кареты.

– Жаль, что так скоро уезжаешь, – сказал он, – я думал, в потехах наших поучаствуешь. Сегодня вот крепость брать будем. Слышишь: трубы звучат, отряды собираются, скоро выступать будем. Может, останешься?

– Никак нельзя, – покачал головой Павел, хотя очень ему не хотелось обижать юного царя. – Представляю, как Даша обрадуется, она уж, наверное, и ждать перестала.

– Раз надо, значит, надо, – отведя глаза в сторону, сказал Петр. – Езжай тогда с Богом, да и мне недосуг лясы точить.

Павел взял магнитофон, узелок со штанами и затоптался на месте.

– Чего стоишь? – спросил Петр. – Аль передумал? Давай я кого другого за твоей Дашей пошлю.

– Не в этом дело, – ответил Павел, – а как мне кресло с собой тащить? Оно в карету войдет?

– Кресло? – удивился Петр. – Нехай оно здесь стоит, его и пальцем никто не тронет. В экипаж его все равно не уложить, да и растрясет, разобьет его на наших дорогах.

Оставлять машину времени здесь Павлу ой как не хотелось. Ведь тогда придется назад сюда возвращаться.

Найти место и привязать его к карете, конечно, можно будет. Но вот не растрясет ли его и вправду в дороге? Об этом стоило подумать. Электроника штука такая. Тогда уж точно здесь навсегда застрянешь, причем и жить-то придется с Дашей в разных монастырях. Он усмехнулся этим мыслям.

– Чего задумался-то? – заметив его нерешительность, спросил Петр. – Коли боишься за сохранность, сейчас же велю запереть его в казну. Там уж до него точно никто не доберется. Хотя без моего позволения его и здесь никто пальцем не тронет. Али тебе слово царское дать?

– Не надо, – боясь оскорбить государя недоверием, замотал головой Павел, – наверное, так оно действительно лучше будет. А лишние сутки – что ж, семь бед – один ответ.

«Главное, чтобы все благополучно закончилось и мы с Дашей наконец вернулись домой», – подумал он и решительно пошел к двери.

Внутри крепости суетились военные, раздавались команды, барабанная дробь. Прямо у крыльца стояла карета с каким-то гербом на дверце. Павел с любопытством уселся внутрь и был явно разочарован.

«Это тебе не „Жигули“ и даже не „Запорожец“, – подумал он, – в кино все смотрелось гораздо красивее и удобнее».

Но все «прелести» экипажа он почувствовал, когда они выбрались за ворота крепости. До этого Павел полюбовался добротными башнями, увидел часы, о которых говорил Петр, мостами, перекинутыми через Яузу. Подивился тому, как из подростковых игр юного государя выросла настоящая крепость, целый городок.

А потом потянулся унылый, однообразный пейзаж. Вполне возможно, в другое время он не показался бы таким, но любоваться им все равно бы не пришлось. Карету трясло так, что порой Павел рисковал головой пробить крышу. Любую неровность или выбоину он чувствовал просто физически.