Впереди дальняя дорога

— Сразу, как школу закончили, детдом с нами простился... Город маленький, больших предприятий нет. Начали нас распихивать куда только можно. Стали сами себе хлеб зарабатывать. Мне хотелось в техникум — любой. Да кто же поможет? В другой город нужно ехать. А у меня какие же деньги? Очутилась я ученицей в парикмахерской. Работа моя была подносики с горячей водой подавать, салфетки для компрессов готовить да волосы после клиентов подметать...

С другой такой же глупой, как сама, девчонкой взяли мы однажды тайком забавы ради по крохотному флакончику духов. А командовала в парикмахерской одна вредная баба. Она все и затеяла. Довела дело до суда. Расхищение социалистической собственности!.. Так называлось мое преступление. На следствии и суде требовали назвать соучастников. А в парикмахерской еще что-то пропало на крупную сумму. И это мне в вину поставили. Девчонку ту я не выдала. Так и посадили меня в тюрьму. А мне только-только восемнадцать исполнилось.

Попала я в среду самых отпетых. Даже не представляла раньше, что люди такими жестокими могут быть. Кому там за меня вступиться? Билась за себя, как могла и умела. Меня же убеждали: покорись, тебе легче жить будет. Вон ты, какая ладная да хорошенькая. Вся жизнь у тебя впереди. Зачем же себя губить?

Начали приучать меня эти бабы к своей жизни. Напоили раз... И кончились тогда мои девичьи годы. Потеряла всякое представление, что такое правда и неправда, справедливость и несправедливость. Начисто все перемешалось. Прошлое казалось далеким и странным сном.

Через многое я тогда прошла... Кого-то, может, тюрьма и исправляет, меня искалечила, душу мою искалечила. Какая там честь! Какая там верность, любовь. Уверена была, что существует она только в толстых романах да в кино. А на деле... Ни разу не подумала, что у меня может быть семья, дети...

Прожила день, и хорошо. Но что-то от уголовщины меня все-таки спасло. Другие же девчонки не удержались и пошли по тюрьмам. Марухами стали. Погибли...

— Война кончилась... Возликовали! Все, домой! Да не тут-то было. Немцы передали наш лагерь американским оккупационным властям. Тогда у них в зоне скопилось много всякого отребья: предателей, власовцев, прибалтийских, украинских националистов. Называли их перемещенными лицами. Нас к ним и приписали. Режим вроде помягче, а суть та же почти, что и у немцев. Колючая проволока, строгий режим, никакой связи с внешним миром, допросы... За нарушение режима — опять такой же карцер. Предлагали свободу при одном условии — подпиши, что просишь политического убежища. Но о возвращении на Родину тогда позабудь.

Человек сорок нас, военнопленных, собралось. Потребовали вернуть в Советский Союз. Объявили голодовку. Сумели дать о себе весть нашим властям. И победили...

Приехал в Москву. Приютился у знакомых и начал вас разыскивать. Дознался с трудом, что были вы оба в детдоме, там Петя и умер — справку выдали. А твой след затерялся... О матери ничего. Значит, погибла в бомбежку... В Крутогорск не решился ехать. К чему? Страшился воспоминаний. Да и рухнули все надежды на счастливую жизнь... Завербовался и уехал на север. Надеялся, что там оправлюсь, отдышусь, а потом посмотрю, как жить дальше. Не учел только силы свои. Все хуже и хуже становилось. Врачи так и сказали: «Убьет вас север. Уезжайте...».

А куда? Надумал заглянуть в Крутогорск. Тут-то и наткнулся на, тебя... Дочка ты моя милая... Как же это мы с тобой не могли тогда понять друг друга?

— Пристал ко мне комендант поселка. Говорит: «Никуда не пущу, паспорт твой у меня».

Похотливый самец... Лоб низкий, обезьяний, жесткие волосы, длинные руки, толстый живот. Как от него вырваться? От поселка до железной дороги полтыщи километров — степь да степь. Да еще и без паспорта...

Работать он меня не пускал. Очень ревнивый был, чуть не на замке держал. Вот когда показалось, что на моей шее петля затянулась.

Но и научила меня кое-чему жизнь... Всяким хитростям... Сговорилась с одним хорошим пареньком — шофером. Пообещал, что как будет у него случай ехать на железную дорогу — увезет. И сдержал слово...

Помню — степь черная, только звезды над ней горят. И страшно мне: вдруг погоня сзади? И сердце поет — вырвалась на волю! Паренек посматривает на меня, улыбается. Он мне и деньгами на билет помог.

На станции решила, — в какую сторону будет первый поезд, туда и поеду. На судьбу положилась. Первым оказался на восток. Так и оказалась в Хабаровске. Ну, а потом пошла колесить по Дальнему Востоку.

Много там красивых мест. Вот Ванинский порт у Татарского пролива. Места кругом глухие, дикие. А город красивый, шумный летом.

Уходят суда в Японию, на Сахалин, на Курилы, на Камчатку.

Работала в диспетчерской порта оператором. Со всеми судами связь держали. Служба интересная. На дежурстве не заскучаешь. Теплоход у берегов Японии, а я с ним запросто, будто он у причала, разговариваю. Выполняю всякие его просьбы. Бывали и трудные дежурства.

Поймают «SOS» — изведешься в такую ночь... Но зато все свои невзгоды в такие часы забывала.