Впереди дальняя дорога

— Прости! — искренне воскликнула Тоня.— Совсем забыла, что тебе еще в Крутогорск добираться. Вот дурная голова! А можно я тебя провожу? — вдруг попросила она.

Как-то беззащитно робко прозвучала ее просьба.

— Провожай... Не побоишься одна возвращаться?

— Да ведь я всегда одна. Сколько до поезда? Бежать не надо? Запас времени был. В теплом мраке мы медленно шли гулкими длинными улицами через весь город к вокзалу. Торопливо пробегали последние трамваи и троллейбусы. Изредка проносились легковые машины. Кое-где в домах еще светились окна. Город тихо и спокойно отходил ко сну. Тоня опиралась на мою руку и послушно следовала каждому моему шагу.

Воспоминание о той ночной прогулке до сих пор живет во мне. Пахло асфальтом, какими-то цветами, особенно сиренью. Улицы казались строгими и таинственными. Редкие прохожие попадались нам, одни торопливо шагали, другие, как мы, тихонечко брели.

Я подумал тогда, что прогулка эта давала мне право на новые встречи с Тоней. Так мне казалось. Ведь не случайно же Тоня пошла меня провожать.

— Хочешь, приеду завтра или послезавтра,— предложил я.— Проведем вместе время. Можем даже за город закатиться.

Тоня молчала.

— Ну? — напомнил я.

— Нет,— сказала она решительно.— Не надо. Такой категорический отказ удивил и даже задел.

— Почему?

— Не надо.

— Но почему?

— Вспомнила, что буду занята,— сухо сказала Тоня.— Не надо сейчас об этом. Может, как-нибудь в другой раз,— неопределенно пообещала она.

Тоня поднялась со мной по каменным ступеням на платформу, где стоял состав электрички. Пассажиров почти не было, хотя мы пришли за несколько минут до отправления.

— Спасибо за театр,— опять напомнила Тоня и крепко стиснула руку.

Я поднялся на площадку вагона. Фонари уже не горели. Тоня одна стояла на пустынной темной платформе. Я не видел ее лица, только угадывал его. Она впервые была с мужчиной в театре, а меня впервые провожала женщина на поезд. Почему-то это трогало и словно чем-то соединяло нас.

«Возможно ли, что сегодняшний вечер имеет для нее какое-то значение?— с надеждой подумал я.— А если так, то почему она отказалась от новой встречи?»

Электричка плавно тронулась. Тоня, все еще стоя на месте, подняла руку и помахала мне.

Она показалась очень одинокой.

13

Дверь ночью открыла Ленка, полуодетая, явно сильно встревоженная. Она объяснила, что решила не ложиться и дождаться меня. Очень нужно поговорить.

Меня ждала неожиданная новость.

Приехал Борис.

Вопреки обыкновению, Ленка собрала мне ужин; она сгорала от желания поскорее выложить последние новости. Оказывается, Борис, приехав в город, поселился не в нашем доме, что казалось обязательным, не у тети Нади, а в заводской гостинице.

— Почему? — удивился я.

— Не знаю... Пробыл у нас всего часа два. О чем-то поговорил с тетей Надей и отцом. А потом сразу ушел в гостиницу. Не знаю: сам так захотел, или тетя Надя решила. Спрашивала — никто толком не отвечает.

— С Борисом ты разговаривала?

— Всего несколько слов.

— Что же?

— Улыбается... Попросил не влезать в дела старших.— Ленка возмущенно фыркнула.— Уверял, что все будет хорошо для него и тети Нади. Они должны сначала сами, без вмешательства лишних, кое в чем разобраться.

— В чем?

— Это же самое главное. Неужели ничего не понимаешь?

— Объясни дураку.

— Да Николай Иванович... Ничего другого не знаю.

— Что же будет?

— Поди, угадай.— Ленка горестно вздохнула.— Ты, почему так поздно? Ваш автобус прошел вовремя. Видела тебя на площади. Где-нибудь в кафе сидел?

— Дела, дела, Лена,— отговорился я, встревоженный, как и Ленка, тем, что Борис не остановился в нашем доме. Я и не представлял, что так глубоко их отчуждение.

Утром я проснулся позже обычного времени. В доме никого не было, все ушли на работу, не потревожив меня. Я быстро собрался и, даже не завтракая, помчался в заводскую гостиницу. Хотелось поскорее увидеть Бориса и от него услышать, что произошло дома.

К счастью, Борис оказался в номере. Но, похоже, собирался уходить. Стоя спиной к двери, он укладывал в портфель бумаги. Обернулся на мой голос и быстро пошел навстречу.

— Хорош! — довольно воскликнул Борис.— Как вытянулся! Гигант! Ну, здравствуй, братушка мой! Молодец, что пришел. Очень хотел тебя видеть.

Мы крепко обнялись и расцеловались.

Выглядел Борис великолепно. Он по-мужски всегда был заметен. Теперь же в нем появился особый столичный лоск. Аккуратно подстрижен, великолепная сорочка с твердым крахмальным воротничком, тщательно повязанный галстук под цвет коричневого с искоркой хорошо пошитого костюма, яркие, явно импортного происхождения носки, узконосые, начищенные до зеркального блеска полуботинки. Даже ногти не просто подстрижены, а обработаны и покрыты светлым лаком. Словом, все было тщательно, до последней мелочи продумано. Заметно, что это делалось Борисом не на выход, а так он одевается всегда.

Оборачиваясь и продолжая разглядывать меня, Борис достал из шкафа французский коньяк в большой бутылке, похожей на тыкву, в соломенном футляре, тарелку с тонко нарезанными ломтиками лимона, конечно, как и коньяк, привезенного с собой из Москвы, и яблоки.