Впереди дальняя дорога

— Во всем она сама виновата,— запальчиво возразил Борис.— Сколько раз убеждал ее бросить Крутогорск и ехать в Москву. Правда, буду честным, сначала и у самого не так все ловко складывалось. Помучился-таки угловым жильцом. Думаешь, просто укрепиться в Москве? Там локти нужны крепкие. На постоянную прописку, сколько сил вхлопал. Да ладно, теперь главные трудности позади. Сама виновата — упрямо и даже с некоторым раздражением повторил он.

— Надолго к нам?

— Пока не уговорю Надежду уехать со мной, один в Москву не тронусь. Я должен помочь ей вырваться отсюда. Ты знаешь, что работа, которую мы начинали вместе, удачно завершена? Чего ради ей тут торчать? Сейчас надо ковать железо, пока оно горячо. Для этого и надо срочно ехать в Москву. Что тут можно сделать? Почти ничего. Настоящие возможности в Москве. Там любую проблему можно решить в сто раз быстрее.

Борис опять наполнил рюмки. Хмель начинал разбирать меня, да и Борис, к тому же возбужденный разговором, основательно раскраснелся.

— Не много ли будет? — попытался я остановить брата.

— Хорошо мозги прочищает,— беспечно оборвал он меня.— Марочный французский коньяк... Не каждый день такой и в Москве достанешь. Случайно попался.

— Последняя? — поднял я рюмку.

— Как хочешь... Нам с Надей теперь легко выдвинуться на передний край,— опять вернулся он к тому, что волновало больше всего. — Столько лет мучились с этой проклятой каштайской рудой! Ошибались, уходили в сторону, порой падали духом, иногда все усилия казались напрасными. Ох, Гришка, как все тяжко давалось! Сколько ненужных препятствий приходилось прошибать. При бюрократизме в научных кругах, неповоротливости и анархии все могут ногами затоптать. Туго нам с Надей пришлось. Мы даже личной жизнью поступились. Разве это дело? Кого-нибудь это волновало? Ничуть!.. И вот только теперь с рудой все стало ясно. Мы шли верным путем. Решение найдено. Точка поставлена!.. Да, поставлена!

Я с интересом слушал брата. Вон, оказывается, как все происходило. Мне всегда казалось, что Борис и тетя Надя жили дружно, хорошо. По крайней мере, я не помню ни одной между ними ссоры. Не возникало даже подозрений, что у них не все ладно. Тогда я уверен был, что Борис уехал в Москву с полного согласия тети Нади.

— Действительно все решено? — спросил я, вспоминая постоянные споры тети Нади и Николая Ивановича в нашем доме.

— Да! Решено!.. Притом блестяще решено. Все противники вынуждены будут замолчать. Понимаешь, три института, — и каких! — принимались за эту работу и отказывались от нее. Бесплодна, дескать, бесперспективна. А в Крутогорске в полукустарных условиях, с малым штатом — добились. Следует подумать, как все это подать по-настоящему широко, убедительно. А Надя почему-то настаивает на молчании. Не понимает своих выгод. Словно малый ребенок. Она же теперь в полгода может защитить кандидатскую. А тянет. Наивно полагает, что дело само себя покажет. Будто жизнь может ждать. Пробиваться надо, а не надеяться, что тебя заметят и позовут. Надо рассчитывать, главным образом, на собственные силы, знать для этого не одни парадные двери, но и все тайные переходы, и потайные лестницы. Надя не подозревает, сколько у нее сильных и влиятельных врагов. Она думает победить всех в открытом и честном бою. Смешно! Да глазом не успеет моргнуть, как ее обойдут!

— Что-то ты, Борька, мудришь. Может, все-таки напрасно панику поднимаешь? — вступился я за тетю Надю.

Борис только хмыкнул.

— Все вы тут такие... Провинция... В конце осени в директивных органах снова будут решать судьбу Каштайского месторождения. Надежде об этом пока еще ничего не известно. Провалят — и она со своей рудой может еще пять лет сидеть. Дадут в правительстве добро — и быть металлургическому комбинату. При нем наверняка организуют новый институт или крупный филиал. А этот институт или филиал захватят чужие руки. Вот тогда нас с Надеждой моментально и оттеснят. Таких случаев в нашей жизни сколько угодно. Десятки случаев могу привести. Писали же недавно в газетах, как на Дальнем Востоке старик-ученый вывел новый сорт пшеницы, а опытную станцию возглавили совсем другие люди. Этого ученого к ней и не подпускали. Ведь карьеристов в науке — ой-ой! Насмотрелся я на них за эти годы вполне достаточно.

Звучало это весьма убедительно.

Хмель все же здорово кружил голову.

Мне нравятся люди решительные, волевые, смело преодолевающие любые препятствия. Таким показался мне сейчас и Борис. Молодец! Сколько в нем энергии! Как здраво он смотрит на жизнь. Он нравился мне все больше и больше. Далеко пойдет брат. Сейчас я прощал ему все, даже то, что целых три года не видел он сына, не знал его совсем крошечным человечком. Таким беспомощным, с первыми улыбками, смешными ужимками губ, блеском крохотных зубенок. Я прощал ему это. Я смотрел сейчас на все прошлое глазами Бориса. Конечно же, не легко пришлось и ему там одному. Но Борис упрямо добивался своего, упорно думал не только о себе, но и о тете Наде.

— Молодец ты, Борька! — похвалил я.

Борис, молча и крепко пожал руку в благодарность за мою искреннюю поддержку.