Впервые в Москве. От долетописных времён до конца XVI столетия

Сохранился список докторов, присылавшихся из Англии по личным просьбам Грозного. А это свидетельствует о том, что здоровьем царь похвастаться не мог и на Бога особых надежд не возлагал. Православного государя не смущало даже то обстоятельство, что лекари были не только иноземцами, но и другой веры – нехристи для русского человека. Лекарства – «отборные лечебные средства» – хранились в особой комнате («казёнке») за печатью приказного дьяка. Приём лекарств Грозный обусловил строгим правилом – только из рук своего любимца князя Афанасия Вяземского. Тиран был труслив и подозрителен.

Простые смертные ещё никаких докторов не знали и лечились народными средствами, и в первую очередь – лекарствами из растений: полыни, крапивы, подорожника, багульника, «злоненавистника» (бодяга), цветов липы, коры ясеня, листьев и сока берёзы, лука, чеснока, хрена… Народные рецепты бережно передавались из поколения в поколение и собирались в многочисленные травники.

Делали народные умельцы и хирургические операции. В «Изборнике Святослава» (XI век) говорится о лечцах-рязальниках, которые умели разрезать ткани, ампутировать конечности, другие больные или омертвевшие части тела, делать лечебные прижигания раскалённым металлом. В XVI столетии уже проводились операции с черепосверлением и черепорассечением. Усыпляли больных при помощи мандрагоры, мака и вина.

Инструментами были пилки, ножницы, долота, топоры и щупы. Их «протягивали» через огонь. Раны обрабатывали берёзовой водой и вином, зашивали нитями из льна и конопли, тонких кишок и жил животных. Для извлечения металлических осколков применяли магнитный железняк. Делали даже ножные протезы. Словом, ни на иноземных докторов, ни на царскую аптеку не рассчитывали.

* * *

1581 год. Грозный ввёл заповедные годы, в которые крестьяне не имели права покидать своих господ даже в Юрьев день. Крестьяне ответили на это массовыми побегами. Под Москвой стояли совершенно пустые сёла. Города Углич, Дмитров и Новгород практически были брошены их обитателями, в Можайске пустовало 89 % домов, в Коломне – 92 %, в Новгородском крае – 93 % пустующих земель.

Царские лекари. При Иване Грозном у Москвы установились особенно тесные связи с Англией. Современники даже называли Ивана IV «английским царём». Российский самодержец довольно часто обращался по различным вопросам непосредственно к королеве Елизавете I. Как-то попросил прислать искусного лекаря. Королева рекомендовала Грозному итальянского врача Арнольфа. Царь принял совет Елизаветы и направил в Лондон «грамоту опасную Арнолу дохтору да брату его Якову». То есть гарантировал врачу безопасность пребывания в России и определённые условия занятия врачебной практикой.

Арнольф проработал в Москве семь лет, с 1564 по 1571 год. Поскольку русского языка он не знал, в помощь ему определили померанского дворянина Шлихтинга. Довольно быстро Арнольф добился расположения царя в качестве его первого медика, но, соблюдая дистанцию, Грозный тем не менее лекарств непосредственно из его рук не принимал.

Находясь всё время при царском дворе, Арнольф был свидетелем многочисленных диких выходок российского деспота. Так, во время одного застолья Грозный обварил щами и ударил ножом князя Гвоздева, но, быстро опомнившись, приказал кликнуть лекаря. Позвали Арнольфа.

– Исцели слугу моего доброго, – распорядился Иван. – Я поиграл с ним неосторожно.

– Так неосторожно, – заметил врач, – что разве Бог и твоё царское величество может воскресить умершего: в нём уже нет дыхания.

Сказать такое царю-ироду было равносильно смертному приговору, но Грозный стерпел. «Почему?» – не раз задавались вопросом историки и объясняли это так.

Каждый средневековый медик был не только врачом, но и астрологом. В Западной Европе вплоть до начала XVIII столетия на медицинских факультетах изучали астрологию. То есть каждый врач в той или иной степени владел ею. Это, кстати, было одной из причин благосклонного отношения Грозного к Арнольфу. Царь хотел не только обезопасить себя от недугов сегодняшнего дня, но и знать свою судьбу. Князь Андрей Курбский писал своему недругу по этому поводу: «Ты, как здесь нам говорят, собираешь чародеев и волхвов из дальних стран, вопрошаешь их о счастливых днях, поступая подобно скверному и богомерзкому Саулу, который приходил к Фортунисе, женщине-чародейке, расспрашивая её о предстоящем сражении».