— И в тот день он к тебе не приходил, а приезжал на Ваську по делу, — медленно осмысливая полученные только что неоспоримые доказательства своей правоты, проговорила Женя. — Ясно. Спасибо. — Она задумчиво кивнула Гробушкину, собираясь на выход. Но тут вдруг спохватилась. — А кто тебе велел соврать?
— А вот это уже перевес. Ты с таким долгом не рассчитаешься, — назидательно проговорил он и повел девушку на выход.
Ладно. Пока хватит и этого, а там видно будет, либо Гробушкина расколем, либо как-то иначе на заказчика выйдем, размышляла Женя, загружаясь в старенький, скрипучий, неторопливый лифт, расписанный и изуродованный не одним поколением подростков, раздираемых духом противоречия и вандализма.
Значит, Лену заказали. Теперь надо заняться Синельниковым, потому как он был единственным известным Жене человеком, который мог быть каким-то образом заинтересован в смерти Матвеевой. А значит, быть либо заказчиком, либо близким к нему человеком. Сдавать Суровцеву Гробушкина пока рано.
Женя села в машину и направилась в роддом, но на полдороге спохватилась. Часы показывали начало седьмого, доктор наверняка уже покинул медицинское заведение, следовательно, и ей там делать нечего. Надо либо выяснить домашний адрес докторишки, либо…А что либо? Женя задумчиво нахмурилась. Вот именно, решила она, самое время сесть и подумать о дальнейших шагах.
И Женя порулила домой.
Майор Суровцев сидел у себя в кабинете и пытался работать. Старался вникнуть в показания гражданки Кулебякиной по делу о квартирной краже с трупом. Но сосредоточиться ему никак не удавалось. Потому что чем сильнее он желал выкинуть из головы Женькин визит, тем больше он лез к нему в голову.
Наконец Суровцев сдался и раздраженно отбросил от себя в сторону протокол. Общение с журналисткой Потаповой всегда плохо сказывалось на его самочувствии как духовном, так и физическом. У Суровцева обострялась язва, он испытывал необоснованную тревожность, его начинали мучить несвойственные ему сомнения и страхи. Вот зачем ей понадобился Гробушкин? Зачем? Если Суровцев лично его допрашивал и твердо убедился, что там все чисто? Она что, умнее всех себя считает? Майор сердито грыз ноготь большого пальца. Считает, был вынужден констатировать Петр Леонидович. Но самым отвратительным было то, что Женька каким-то необъяснимым образом вечно оказывалась права. И если мелкие промахи у нее случались, то в крупном ей всегда удавалось докопаться до правды. Даже в самых диких и запутанных делах. А впрочем, в простых и очевидных с виду тоже.
А потому майор Петр Леонидович начал испытывать все большее беспокойство по поводу гражданина Гробушкина, к которому отправил Женьку. А что, если он, Суровцев, чего-то не заметил, не додумал, упустил что-то важное? В следующую минуту, надевая на ходу куртку и закрывая кабинет, матерясь и сердито отплевываясь, роняя ключи и не попадая руками в рукава, Суровцев уже спешил к месту событий.
Женькина красная «Сузуки» была припаркована возле знакомого подъезда. Значит, она еще здесь, удовлетворенно кивнул сам себе Суровцев. Он достал сигареты и не спеша закурил. Спешить пока было некуда. Надо дождаться Женькиного возвращения, ее лицо само ответит на все вопросы, удалось ей что-нибудь выжать из Гробушкина или нет. И чем дольше сидел в машине майор, тем отчетливее понимал, что стал жертвой своих расшалившихся нервов и разыгравшейся фантазии. Ну что она там может нарыть, чего бы он не знал. Дурь это все и больше ничего. Только зря с работы сорвался, злился на себя майор, закуривая вторую сигарету.
И тут железная глухая дверь подъезда с грохотом и скрипом распахнулась, и по ступенькам легко сбежала Женька. Лицо ее было сосредоточенным и вдохновенным, словно двигала ей в тот миг великая тайная идея. Притаившегося в машине Суровцева она, естественно, не заметила, впрочем, в таком состоянии она бы не обратила на него внимания, если бы даже столкнулась с ним нос к носу.
Женька быстренько запрыгнула в свою машину и дала по газам. А майор, выбросив на асфальт недокуренную сигарету, с мрачным, похоронным видом выбрался из машины и тяжелым шагом двинулся к подъезду. Ну, погоди, Гробушкин, я с тобой поквитаюсь, бубнил себе под нос Суровцев, топая к лифту.
Глава 21
— Евгения? Ты что, завела себе нового поклонника, богатого и неотразимого? — в шутливом голосе Володи слышалось скрытое недовольство и, кажется, даже ревность.
— С чего ты взял? — бессмысленно улыбаясь, спросила Женя, откладывая в сторону ноутбук и вытягиваясь на диване, слегка согнув одну ногу, что, несомненно, подчеркнуло ее стройность, и так, что прогиб в пояснице тут же подчеркнул округлость ее попки и гибкость стана, словно адвокат Скрябин мог ее не только слышать, но и видеть. Ревность жениха ей ужасно польстила.
— Я весь день пытался до тебя дозвониться. А в ответ только и слышал «абонент не может вам сейчас ответить». А кому может?