Врачи из ада. Ужасающий рассказ об экспериментах нацистских врачей над людьми

Коммунисты закрыли границу между Чехословакией и Германией, и поехать в Прагу мы больше не могли. Мы наблюдали за отчаянием и болью чешских дипломатов и работников, которые трудились над оставшимися процессами вместе с нами. Некоторые из них приняли решение не возвращаться домой к своим семьям, потому что в таком случае им пришлось бы жить под коммунистическим режимом. Они стали вынужденными мигрантами.

Этот коммунистический переворот в Чехословакии привел к усилению мер безопасности в Нюрнберге. Мы с тревогой ждали, что же случится в Берлине дальше.

Наши сомнения разрешились 24 апреля, когда Советский Союз начал блокаду Берлина, пытаясь вытеснить из города союзников. Были перекрыты железнодорожные и автомобильные пути, ведущие из советской зоны оккупации в западную часть города, запрещены все поставки союзникам. Все предпринимаемые Советским Союзом действия усугубляли атмосферу разворачивающейся холодной войны.

Хотя авиаперевозки не были запрещены, советские истребители штурмовали американские самолеты, доставляющие продукты питания и все необходимое союзникам и жителям Берлина. 25 июня блокада усилилась. Русские начали перехватывать баржи из Гамбурга, запретили поставки угля и почти прекратили электроснабжение.

В ответ союзники полностью запретили поставки продовольствия в советский сектор, а также закрыли поставки угля и стали. К 28 февраля 1949 года (шел восьмой месяц авиаснабжения Западного Берлина продовольствием) в Западный Берлин был доставлен миллион тонн грузов благодаря так называемому «воздушному мосту» через советскую блокаду. Этот мост обеспечивал два с половиной миллиона людей, запертых в Западном Берлине, продовольствием и топливом. Блокада была снята 12 мая 1949 года после переговоров с Нью-Йорком под эгидой Организации Объединенных Наций. На авиаснабжение союзники потратили два миллиона долларов, а в авиакатастрофах погибли пятьдесят пять человек[175].

Все это время я неоднократно пыталась попасть домой на военных самолетах – как, впрочем, и многие другие.

Над нами нависла угроза очередного столкновения, на этот раз с Советским Союзом. По Нюрнбергу ходили слухи: «Русские близко!»

Я твердо решила найти способ выбраться из Европы, даже если мне придется сильно потратиться на путь домой. Я добралась до Парижа, а потом и до Брюсселя, где выяснила, что ни на кораблях, ни на самолетах, покидавших Европу, не было ни одного свободного места. Меня включили в списки ожидания вместе с откомандированными в эти города людьми. В конце концов меня вызвали и сообщили, что для меня есть место на трансатлантическом лайнере «Юнайтед Стейтс», который отправлялся из Гавра (Франция). Я самостоятельно купила билет за четыреста долларов: в 1948 году это была огромная сумма, даже для путешествия через океан (хотя позже я отправила правительству США счет, и мне компенсировали эти затраты!).

Мне выдали все необходимые документы, после чего я отправилась обратно в Париж, а оттуда – в Гавр. Я взошла на борт лайнера, и в первую неделю мая 1948 года мы поплыли домой. Одиннадцать дней спустя я оказалась в Нью-Йорке. На борту корабля находились сотни чехов – множество из них были беженцами-евреями. Так я стала свидетельницей самой драматичной сцены в моей жизни: все они упали на колени, разразившись рыданиями, когда лайнер «Юнайтед Стейтс» вошел в Нью-Йоркскую бухту и нашим глазам предстала Статуя Свободы.

Культурный шок

Шел 1948 год. Я только что вернулась в Соединенные Штаты из разбомбленной, истерзанной войной и бездыханной страны. Девятнадцать месяцев я прожила в домах без отопления и горячей воды, пила только хлорированную воду и постоянно находилась в условиях серьезнейших военных мер безопасности. В Нюрнберге Соединенные Штаты все еще судили нацистских преступников. После моего возвращения домой пройдет еще больше года, прежде чем эти процессы подойдут к концу.

Немецкое население нас ненавидело.

Они отказывались поверить, что эти процессы, а также все фотографические, заснятые на пленку и письменные документы, представленные в качестве доказательств, не были подделкой, частью грандиозного надувательства. Их приглашали прийти на процесс и занять место в зале судебных заседаний в специальной части, отведенной для посетителей, чтобы увидеть и услышать свидетельства того, что их предводители сотворили со своей страной и своим народом. Большинство из них не явилось ни на один процесс, и суду они предпочитали не верить.

Я ненадолго осталась в Нью-Йорке с друзьями. В Америке почти ничего не напоминало о том, что всего три года назад, в 1945 году, закончилась длительная и жестокая война. Казалось, совсем немногие знают о том, что в этот самый момент продолжались процессы над военными преступниками. Меня совершенно обескуражила такая смена приоритетов по сравнению с моей жизнью в Нюрнберге.