Совет должен был определить приемлемые способы ежегодного увековечения памяти жертв Холокоста гражданским населением в рамках Дней памяти.
На совет была возложена обязанность оказывать финансовую и любую другую поддержку празднеств, посвященных Дням памяти, на территории Соединенных Штатов Америки. Кроме того, в задачи совета входило проектирование, строительство и мониторинг деятельности постоянно действующего мемориального музея жертв Холокоста. В рамках этого законопроекта также учреждались образовательный фонд и Комитет по совести, призванные помочь в заблаговременном предупреждении об угрозе геноцида в любой точке земного шара. Помимо всего вышеперечисленного, в законопроекте также оговаривалось, что каждый год Дни памяти жертв Холокоста будут проводиться в течение одной недели, которая будет отмечена национальными гражданскими праздниками на всей территории Соединенных Штатов.
Наконец-то! Все свершилось. А в 1982 году губернатор Колорадо Ричард Ламм открыл первую гражданскую церемонию в честь Дней памяти жертв Холокоста в Колорадо.
В 1976 году (год двухсотлетия независимости США) исполнилось двадцать восемь лет со дня моего возвращения из Нюрнберга. Национальная ассоциация судебных стенографистов проводила съезд в Вашингтоне, округ Колумбия, чтобы отметить свое семидесятипятилетие, а заодно и двухсотлетие нашей страны. Поскольку на тот момент я уже работала в Конгрессе, ассоциация попросила меня стать председателем съезда, участие в котором готовились принять около девятисот судебных стенографистов из Соединенных Штатов и из-за рубежа. Особые приглашения получили стенографисты из четырнадцати зарубежных стран, в том числе и из Германии. В итоге на съезде были представлены все страны, стенографисты из которых получили приглашения ассоциации. Поездки некоторых стенографистов финансировались правительствами их стран.
В июле, незадолго до съезда, когда я еще работала в Конгрессе США, в моем офисе внезапно появился Хайнц Лоренц, судебный стенографист немецкого Бундестага. Он искал именно меня. Он представился, говоря на безупречном на английском, и произвел на меня впечатление дружелюбного и легкого в общении человека. Я была несколько ошарашена. Мы вспомнили свою встречу в 1972 году, когда ежегодный съезд ассоциации проходил в Денвере. Поскольку в тот раз я была председателем комитета съезда и к тому же должна была вернуться к своей новой работе в Конгрессе, мы совсем не успели тогда побеседовать. К потенциальной встрече со стенографистами из Германии я относилась с некоторым беспокойством.
Хотя я понимала, что Лоренцу явно было известно о моей работе на Нюрнбергских процессах, он ни словом об этом не обмолвился. Я тоже не стала ничего говорить. Мы не затрагивали эту тему. После этого я часто терзалась вопросом, почему же во время наших частых дружеских бесед в 1976 году я ни разу не спросила его, чем он занимался во время войны. Служил ли он в армии Германии? В военно-воздушных силах? На флоте? Работал ли он секретарем у нацистских высших чинов?
Я никак не могла заставить себя спросить, был ли Хайнц одним из нацистских штурмовиков или, может быть, работал в каком-нибудь концентрационном лагере? Я боялась того, что он может ответить. В конце концов, мы с ассоциацией пригласили его быть нашим гостем вместе с его коллегой-стенографисткой Гизелой Майер и другими стенографистами из Германии. Ради сохранения собственного душевного равновесия я давно вычеркнула из памяти историю всех тех ужасов.
После того как я провела ему впечатляющую экскурсию по Палате представителей и Сенату США, мы обсудили отличия в парламентских системах наших государств и различные методы судебной стенографии, – ручную и машинную – которые использовались для стенографии заседаний. По его просьбе я договорилась о том, чтобы он выступил на нашем съезде с речью по этому вопросу.
Хайнц и Гизела в конце концов поженились и еще дважды приезжали в Штаты на наши съезды судебных стенографистов. Я всегда была рада их видеть – точно так же, как и мои коллеги. Мы с удовольствием беседовали на самые разные темы и обсуждали проблемы, вызывающие общее беспокойство. Но мы никогда не касались темы Нюрнбергских процессов или жизни в нацистской Германии во время войны.
И только после смерти Лоренца в конце 1980-х годов его вдова Гизела призналась, что во время войны Хайнц был одним из пресс-секретарей Гитлера и журналистом.
Лоренц стал одним из тех, кто покинул бункер фюрера последним – 29 апреля 1945 года, за день до самоубийства Гитлера.