В 1785 году, когда ему исполнилось пятьдесят семь лет, у Хантера появились эпизодические боли в груди: сначала только в моменты физического напряжения, позже – без всякого видимого повода. Как всегда, он воспользовался своим недомоганием, чтобы в зеркале многократно пронаблюдать на собственном лице выражение боли и страха, сопровождающие приступы стенокардии. Постепенно он привык избегать физической активности и быстрого подъема по лестнице, вызывавших спазмы, но на этом этапе жизни он не мог контролировать бурный поток своих мыслей и обрести безмятежное расположение духа. Все ученики и близкие друзья Хантера обожали его за доброту, но были пять человек, ненавидевших каждую клетку его существа. Среди многих, кому он оказывал поддержку в жизни из самых искренних побуждений, были и такие, кого он жестоко оскорблял. Хантер всегда с презрением относился к бездарным людям и яростно бросался в атаку, когда такие посредственности не соглашались с его точкой зрения. Дело не столько в том, что он был не способен благосклонно терпеть дураков, – он вообще не мог их выносить.
К сожалению, теперь кельтские эмоции Хантера рождались в сердце, которое плохо питалось склерозированными коронарными артериями. В моменты стресса его не получающая достаточного количества крови мышца кричала, предупреждая об опасности, о которой он всегда забывал, позволяя в очередной раз своему гневу взять над собой верх. Он понимал, что рискует, но не желал избегать конфронтации в целях профилактики. К его шестьдесят пятому дню рождения стенокардия стала для него давним противником, и Джон Хантер знал, что однажды он проиграет ей последнее сражение. Как-то он сказал: «Моя жизнь в руках любого негодяя, который захочет меня разозлить».
Роковое столкновение произошло в зале заседаний больницы Св. Георгия 16 октября 1793 года. Хантер принимал участие в жарких дебатах, вызванных его поддержкой, оказанной двум молодым шотландцам, которые хотели учиться хирургии. Когда после его выступления ему возразил один из его противников, он выбежал в ярости из зала, и его смертельно раненное сердце последний раз вскрикнуло от боли. Без признаков жизни он рухнул в руки врача, который случайно оказался у двери. Дух целителя покинул тело Джона Хантера.
Так умер самый блистательный из хирургов. Вполне логично, что его благодарные земляки по прошествии шестидесяти шести лет забрали его останки из почти забытого склепа в церкви Св. Мартина «в полях» возле Трафальгарской площади и захоронили их на почетном месте в Вестминстерском аббатстве. Также неудивительно, что один из самых ранних сторонников теории эволюции Дарвина – Чарльз Лайель – будет похоронен над его головой, а Бен Джонсон, известный поэт, – у его ног. Там в северном нефе аббатства можно увидеть медную пластину, которая напоминает живущим о том, чем они обязаны Джон Хантеру:
Королевский хирургический колледж Англии поместил эту табличку на могиле Хантера, чтобы выразить восхищение его гением талантливого интерпретатора Божественной мощи и мудрости, посвятившего себя изучению законов органической жизни, и выразить благодарное почтение за его служение человечеству в качестве основателя научной хирургии.
Ни одна из опубликованных биографий или речей, написанных в честь Хантера, не смогла вместить всю огромную массу информации, анекдотов, записей и историй, оставшихся в наследство от Джона Хантера. Даже самые значительные издания, как правило, описывают лишь определенные направления его деятельности, принося в жертву все остальные. Возможно, когда-нибудь в будущем появится жадный до знаний читатель или мыслитель с развитой интуицией, который сосредоточит свои таланты на том, чтобы создать полное жизнеописание великого хирурга. Потребуется особый дар рассказчика, чтобы соткать многоцветный, многофактурный литературный гобелен, отображающий всю панораму его личности. Такой автор должен быть хирургом, натуралистом, психоаналитиком, историком, философом, физиологом, эмбриологом, дантистом, социальным критиком и обладателем тонкой душевной организации.
Ни один другой хирург никогда не оказывал такого влияния на свою профессию, на науку, которой посвятил свою жизнь, и на образ мыслей своих последователей, благодаря которому они смогли внести значительный вклад в развитие хирургии. И все же, по правде говоря, он был гораздо больше натуралистом, чем хирургом. Один из его биографов Уильям Квист писал о нем: «Джон Хантер поклонялся Природе с глубочайшим смирением. Он не просто изучал естествознание, он был его первосвященником». Более того, он оставался маленьким мальчиком, не утратившим дар смотреть на жизнь изумленными глазами ребенка, желающего «все знать об облаках и травах, и почему листья осенью меняют цвет».
8. Без точного диагноза нет адекватного лечения. Рене Лаэннек – изобретатель стетоскопа