Но прежде чем перейти к истории стетоскопа, имеет смысл коротко рассказать о происхождении почти за полвека до его изобретения другого метода постановки физического диагноза – техники перкуссии. Большинство пациентов, грудь которых простукивал семейный врач, наверняка задавались вопросом о том, какого рода информацию можно получить с помощью этой таинственной процедуры. Врач кладет руку ладонью вниз на корпус тела и по выпрямленному среднему пальцу производит несколько легких ударов средним пальцем другой руки. Полученный звук, если слушать внимательно, будет либо глухим, либо резонирующим, в зависимости от того, плотная или полая структура расположена в исследуемой области грудной клетки или живота. Отзвук от удара может быть раскатистым, как грохот барабана, или невыразительным, как стук по деревянному блоку. Если нужно определить, сколько пива, например, осталось в початом бочонке, можно начать перкуссию снизу, постепенно перемещая руку выше. Как только будет достигнута заполненная воздухом верхняя часть бочонка, глухой звук сменится глубоким гулким тоном. Неудивительно, что перкуссия была изобретена сыном владельца гостиницы, австрийским врачом Леопольдом Ауэнбруггером.
Хотя история может быть не вполне достоверной, говорят, что молодой Ауэнбруггер сделал свое открытие, определяя таким образом количество жидкости в пивных бочонках своего отца. Но известно наверняка, что исследование этой техники он проводил уже после того, как стал главным врачом больницы Святой Троицы в Вене. Осознав возможности перкуссии, он в течение семи лет изучал метод на своих пациентах, проверяя полученные результаты при вскрытии. Помимо этого, он проводил эксперименты над трупами, чтобы проверить свои предположения.
Ауэнбруггер был опытным музыкантом. Он разбирался в таких вещах как резонанс, высота и тональность звука и с успехом применил свои знания в процессе изучения перкуссии. Но, будучи скромным добродушным парнем, он был не склонен думать, что другие непременно оценят или просто смогут понять его практику. Вот несколько фраз из предисловия к книге, в которой он описал свое открытие:
Я прекрасно сознавал опасность, которой себя подвергаю; поскольку таков всегда был удел тех, кто разъяснил или улучшил искусство и науку своим открытием, чтобы быть окруженными завистью, злобой, ненавистью, отвращением и клеветой… Все написанное мной, я доказывал снова и снова, посредством моих чувств, прилагая кропотливые утомительные усилия; при этом, стараясь избежать соблазна самолюбия.
Предисловие завершается предложением, которое должно служить неукоснительным правилом для всех авторов научных работ: «Я не был амбициозен, объясняя свой метод или выбирая стиль письма, а преследовал лишь одну цель – чтобы меня поняли».
Ауэнбруггер, похоже, все-таки столкнулся с небольшой порцией зависти, злобы, ненависти, отвращения и клеветы, поскольку такая реакция означала, что на его работу обратили внимание. Научное сообщество Европы отнеслось к его открытию с пренебрежением и равнодушием. Поскольку он не был одним из тех, кто стремится быть на виду, кроме публикации второго издания своей книги два года спустя, Ауэнбруггер не предпринял ничего для популяризации и распространения своего метода. Фактически к моменту повторного выхода своего детища в свет он уже оставил свой пост в больнице в возрасте сорока лет, предпочитая наслаждаться уютной жизнью успешного венского практикующего доктора, фаворита императрицы, любителя оперы и обожаемого мужа красивой жены.
Перкуссия, несомненно, очень полезная техника, но миру медицины она была представлена слишком рано. Еще не стала широко известной работа Морганьи, а поэтому и разработка методов физического обследования еще не началась. Ауэнбруггер сообщил о своем открытии в то время, когда измерение частоты пульса и дыхания были единственными признанными методами оценки состояния грудной клетки. Его книга была написана как раз в тот момент, когда исследования Морганьи привели к поиску физических проявлений заболеваний, составляющему важную часть процесса постановки диагноза. Перкуссия пребывала в неизвестности до тех пор, пока полвека спустя в 1808 году, за год до смерти Ауэнбруггера, французский врач вновь не открыл ее. Жан-Николя Корвизар перевел немецкий текст на французский язык и всячески популяризировал новую методику, демонстрируя множество способов ее применения. Работа Ауэнбруггера была настолько забыта, что Корвизар мог бы легко выдать перкуссию за собственное открытие, но он этого не сделал, говоря позже о своем предшественнике: «Именно о нем и о прекрасном изобретении, принадлежащим ему по праву, я хочу напомнить».