Врачи: Восхитительные и трагичные истории о том, как низменные страсти, меркантильные помыслы и абсурдные решения великих светил медицины помогли выж

Подойдя к постоялому двору, они обнаружили, что входная дверь слишком узка, чтобы внести гроб внутрь. Гробовщик предложил запереть громоздкий ящик в стоящем рядом амбаре. Ключ на сохранение отдали предводителю охранников, и вся пьяная компания скорбящих скрылась за дверями таверны. Нанятые Бирном для защиты его тела охранники не подозревали, что весь этот сценарий был заранее разработан распорядителем похорон, помощники которого с инструментами прятались за грудой соломы в сарае. Чтобы отвинтить крышку гроба, вынуть тело и заполнить освободившееся место камнями, понадобилось меньше времени, чем требуется шайке современной шпаны для снятия колес с припаркованной машины в Нью-Йорке. После отдыха похоронная процессия вернулась и, забрав гроб из амбара, возобновила свое ошеломляющее путешествие к морю. Как только они исчезли из поля зрения, труп Чарльза Бирна был надлежащим образом упакован и погружен на повозку для возвращения в Лондон.

В глухой ночи беглый катафалк ирландского гиганта остановился рядом с модным частным экипажем. Из-за края слегка сдвинутой занавески нетерпеливо выглядывал великий сценарист этой шпионской пьесы. Через несколько минут Бирна перенесли в его повозку, и Хантер, взгромоздившись на сиденье рядом со своим огромным и теперь довольно твердым пассажиром, с грохотом и бряцаньем отправился в дорогу домой в графство Эрл. Опасаясь разоблачения, он немедленно разрезал труп, сварил его в специально построенном для таких целей чане, отделил плоть и собрал скелет. В последующие годы многие посетители будут отмечать необычный коричневый цвет костей, не подозревая, что эта тонировка появилась благодаря ускоренному процессу кипячения.

Историю об ирландском великане обычно рассказывают (и я описал ее в таком же ключе) как один из забавных и несколько жутковатых анекдотов, которые печатают мелким шрифтом на страницах истории медицины. Комизм этого происшествия, по сути, состоит в невероятно мрачных подробностях похищения трупа исполненной ужаса жертвы, которые разительно контрастируют с хладнокровием доктора, с героическим бесстрастием делавшего свою исследовательскую работу. Современные врачи и далекие от медицины люди смотрят на этот случай, как на шалость с гробами и скелетами во время Хэллоуина, не имеющую ничего общего с их обычной жизнью и не способную повредить общепринятому гуманистическому имиджу врачей или банальному чувству защищенности людей от ужасных мародеров, охотящихся за их телами. Взгляд на эту историю с другой стороны заставит как врачей, так и их пациентов вспомнить неприятную истину, состоящую в том, что до относительно недавнего времени многие исследователи, пользуясь своей ролью ученого, считали себя выше не только земных законов, но и фундаментальных норм морали, регулирующих отношения между людьми. Чем более целеустремленным был медик-экспериментатор, тем более ревностно он стремился раскрыть тайны природы и тем больше был склонен нарушать, сознательно или нет, права ее творений.

Для такого рьяного ученого, каким был герой этой главы, ирландский гигант был не человеком, а лишь одним из образцов «исследовательского материала», на сбор которого он направил всю свою энергию. Для следующего поколения его учеников, которые будут рассказывать и записывать историю Бирна, цель предпринятой Хантером кампании оправдывала его средства. И если они были несколько предосудительны, что ж, так тому и быть. В конце концов, он был великим Джоном Хантером, и его методам скорее можно позавидовать, нежели подвергать их критике. Его независимость от ограничивающих правил общества и отсутствие собственных комплексов делали знаменитого хирурга в глазах многих идеальным ученым и врачом. Но уже в следующем столетии после смерти Хантера отношение к истории Чарльза Бирна изменилось. В далеких от медицины людях поступок исследователя вызывал ужас и негодование; оценка представителей медицинских профессий была амбивалентной. С одной стороны, похоже, не было возможности добыть научную информацию определенного рода иначе, чем обойти обычные общественные запреты; с другой, требовалось некоторое бессердечие и высокомерие или, по крайней мере, притупление нравственного чувства, чтобы использовать ничего не подозревавших пациентов в качестве подопытных животных, а их мертвые тела – в качестве анатомических препаратов.