После такой подготовки следующим шагом Мортона было посещение Джона Коллинза Уоррена. В свете неудачного опыта Уоррена с окисью азота дерзкий дантист этим поступком проявлял либо огромную самоуверенность, либо немалое безрассудство, а возможно, и то и другое. Такое поведение, конечно, было вызовом принципам научного подхода, учитывая то, что опыт двадцатисемилетнего стоматолога, удалявшего зубы с использованием эфира в качестве обезболивающего средства, был минимальным, его представления о факторах риска были нулевыми и ему даже не пришло в голову сконструировать аппарат, с помощью которого газ можно было бы подавать реальному пациенту (что касается Фроста, сорокапятисекундная процедура проводилась с помощью пропитанного эфиром носового платка). У Уоррена были все основания отказаться от предложения Мортона использовать эфир во время хирургической операции. Но здесь сыграл свою роль характер Джона Коллинза Уоррена. Педантичный, высококвалифицированный врач с большими амбициями, он научился оперативным техникам у сэра Эшли Купера и барона Гийома Дюпюитрена, величайших европейских хирургов тех дней. Несмотря на свою осторожность и благоразумие, он был также известен своей готовностью пробовать новые методы и первым стал проводить некоторые ортопедические процедуры, в том числе операции защемленной грыжи. Он был вторым профессором хирургии в Гарварде, сменив на этой должности своего отца в 1815 году. Как основатель центральной массачусетской больницы и Американской медицинской ассоциации он был одним из самых уважаемых главных врачей страны в тот момент, когда Мортон обратился к нему.
В течение нескольких месяцев после демонстрации анестезии Уильямом Мортоном хирурги из центральной больницы Массачусетса несколько раз позировали для фотографий, на которых они были запечатлены во время проведения хирургических процедур с использованием эфира для усыпления пациентов. Здесь представлен дагерротип[17]
, сделанный в декабре 1846 года, с изображением Джона Коллинза Уоррена (рука на ноге пациента), готовящегося к ампутации. (Любезно предоставлено Гарвардской медицинской школой и библиотекой Каунтвей, Бостон.)В 1846 году Уоррену исполнилось шестьдесят восемь лет, и не прошло и года, как он отказался от должности профессора. Седой, с непроницаемым выражением лица, он был не похож на человека, который, несмотря на долгие годы работы хирургом, так и не привык к ужасам оперативного вмешательства, и даже его благочестивая христианская вера не примирила его с собственной совестью, терзавшей его за мучения, которым он подвергал тех, кого он пытался исцелять. Возможно, именно ему было уготовано стать тем, кто, выражаясь словами его друга Оливера Уэнделла Холмса, положит «конец страданиям, которые канут в водах забвения, и навсегда избавит от кошмара агонии». Он принял предложение Мортона. Дантист получил короткое письмо с приглашением приехать в больницу в течение сорока восьми часов, чтобы «дать пациенту, которому будет сделана операция, открытый вами препарат для уменьшения чувствительности к боли». Мортон был настолько скрытным, что даже проводивший операцию хирург не знал состава препарата.
Получив уведомление за два дня до демонстрации, Мортон вместе с изготовителем инструментов лихорадочно трудился над созданием функционального ингаляционного аппарата, который был завершен в самый последний момент, и явился в назначенное утро в операционный театр с опозданием на пятнадцать минут, когда Уоррен, отчаявшись его дождаться, был готов начать операцию без него. Все места в амфитеатре были заняты медиками и студентами, многие из которых готовились насладиться унижением еще одного стоматолога с его никчемным средством от боли во время хирургического вмешательства. Пациентом был худой туберкулезный молодой человек по имени Гилберт Эббот с ангиомой в верхней точке левой челюсти. Сказав ему несколько ободряющих слов, Мортон приложил маску к лицу больного и велел ему вдыхать.
В течение нескольких минут Гилберт Эббот погрузился в сон. Мортон взглянул на Уоррена и тихо сказал: «Сэр, ваш пациент готов». Операция началась. Следующие события лучше всего описал сам Уоррен в статье для Бостонского журнала по медицине и хирургии два месяца спустя:
Я сразу же сделал разрез длиной около трех дюймов (около восьми сантиметров) на поверхности шеи, и начал иссечение между крупными нервными и кровеносными сосудами, без признаков боли со стороны пациента. Вскоре после этого он начал бессвязно бормотать и оставался во взволнованном состоянии на протяжении всей оставшейся части операции. На вопрос о том, было ли ему больно, он ответил, что у него было ощущение, как будто его шею царапали.