Он принимал экзамены с 8 до 10, затем руководил занятиями по микроскопическим исследованиям с 10 до 12, читал лекции с 12 до 13, заседал в рейхстаге с 14 до 17, после чего работал в городском совете с 17 до 18, принимал участие в собрании какого-нибудь комитета прусского парламента с 18 до 19, председательствовал на встрече Берлинского медицинского или антропологического общества, или произносил какую-то речь, или снова работал в одном из комитетов с 19 до 21. И если меня спросят: «А когда он ел? Когда он создавал свои труды и занимался редакционной литературной деятельностью, перепиской, личной жизнью, наконец?» Что ж, отвечу я, это интересовало всех, кто пользовался привилегией приблизиться к этому человеку.
Казалось, что плотное расписание Вирхова только подпитывало его энергию, а не истощало ее. Он написал за свою жизнь более двух тысяч книг и документов, редактировал огромное число работ, всегда тщательно изучая каждое слово каждой рукописи, чтобы ни одна ошибка не просочилась на страницы журналов, за содержанием которых он бдительно следил. В нарастающей волне интернационализма в медицине конца девятнадцатого века он был главной движущей силой, в буквальном смысле этого слова. Постоянно присутствуя на встречах международного медицинского конгресса, он зачастую становился участником программ различных европейских научных обществ. В возрасте восьмидесяти лет во время отпуска он отправился в тур по исследовательским центрам в Лондоне, Эдинбурге, Трансильвании, Бреслау и Швейцарии. На помпезное международное празднование его восьмидесятилетия прибыли многие именитые люди со всего мира, среди которых был лорд Листер, произнесший двухчасовую поздравительную речь. Не обращаясь к своим записям, по памяти, он сделал полный обзор истории медицины и роли Вирхова в ее недавнем развитии.
Не вызывает сомнения то, что именно благодаря своей неистощимой энергии Вирхов смог столь многого добиться в жизни. 4 января 1902 года, торопясь на встречу, он спрыгнул с электрического трамвая и, оступившись, упал на улице Лейпцигерштрассе, сломав шейку бедра. Медленный процесс выздоровления потребовал месяцы вынужденного физического бездействия, подорвавшего его силы. Наконец, он оправился настолько, что смог отправиться с Роуз на лето в горы Гарц, где снова неудачно упал и вновь сломал ногу. На этот раз возникли серьезные проблемы с сердцем, и его пришлось перевезти назад в Берлин, где он и умер 5 сентября.
Похороны Рудольфа Вирхова стали публичным триумфом его жизни. Толпы его сограждан выстроились на тротуарах, чтобы отдать ему последнюю дань уважения, когда процессия двигалась по улицам города, для которого он так много сделал. Вильгельм II отправил телеграмму с соболезнованиями Роуз Вирховой. Если бы умерший, бывший атеистом, мог склониться со своего небесного трона и взглянуть вниз на нашу планету сквозь свои очки в стальной оправе, он, несомненно, был бы удивлен, узнав, что правитель его страны молился о нем Богу ради членов его семьи, оставшихся на земле. Старый дерзкий скептик, говоривший о религиозных убеждениях кайзера так же много, как и о его политике, тем не менее поаплодировал бы проницательности сообщения, которое тот телеграфировал его вдове: «Пусть Господь Бог утешит вас в вашей великой скорби, и пусть вас утешит мысль, что великого исследователя, целителя и преподавателя, посвятившего всю жизнь работе, открывшей новые пути развития медицинской науки, оплакивают и благодарят его король и весь образованный мир».
В одном из панегириков, появившемся в прессе в последующие дни, отмечалось, что со смертью Вирхова народ Германии потерял не одного, а четырех великих людей – ведущего патологоанатома, антрополога, гигиениста и либерала. В трех из перечисленных областей он заложил фундамент, на основе которого его последователи добились огромных успехов. Только его политические усилия были напрасными перед лицом непреодолимой волны реакционного национализма, охватившего страну после ее объединения. Но идеи, которые он отстаивал – демократия, культура, свобода и процветание, – достигли окончательного триумфа в Западной Европе, и сегодня там торжествуют принципы, за которые он боролся всю жизнь.
Можно сказать, что самым важным вкладом Вирхова в сокровищницу медицинских знаний является создание клеточной теории болезни, настолько же философской, насколько и научной концепции, затрагивающей самую сущность существования каждого из нас и основу наших отношений к своим собратьям. Он расширил свой тезис о базовых жизненных элементах, включив в него социальную структуру человечества и утверждая, что хотя общее направление может определяться какой-то специально созданной частью общественного организма, вклад отдельной личности имеет не большее значение, чем заслуги других.