Врачи: Восхитительные и трагичные истории о том, как низменные страсти, меркантильные помыслы и абсурдные решения великих светил медицины помогли выж

Когда Листер начинал свою работу по антисептике, большие кровеносные сосуды соединяли с помощью нерассасывающихся нитей или металлических проводов, которые хирург вытягивал из связки, продернутой сквозь петлю для пуговицы своего грязного сюртука. Концы этих лигатур оставляли достаточно длинными, чтобы они выходили за пределы разреза. Таким образом, их могли удалять через мягкие разлагающиеся ткани после начала воспаления. Это действие иногда сопровождалось опасным кровотечением из поврежденных сосудов и часто приводило к смерти больного. В ранах, обработанных антисептическим методом, инфекции развивались гораздо реже, а это означало, что оставался единственный способ удаления инородного тела из организма: повторное открытие раны.

В поисках шовного материала, который мог бы рассасываться и поглощаться тканями Листер вспомнил про кетгут. В 1868 году он начал большую серию экспериментов и разработал идеальный способ его подготовки к операции – стерилизацию в карболовой кислоте. Он обнаружил, что кетгут растворяется в организме примерно через неделю, но этот процесс можно замедлить, пропитав его солями хромовой кислоты. Хотя в последнее десятилетие изобретено несколько разновидностей синтетических абсорбируемых шовных материалов, в мире нет ни одной операционной, где значительная часть хирургов не использует обыкновенный так называемый хромированный кетгут в качестве предпочтительных лигатур для определенных типов тканей.

В годы работы Листера в Королевском колледже у него было больше свободного времени, чем в Глазго и Эдинбурге. Поначалу небольшое количество пациентов вызывало у него досаду, но вскоре он оценил полученную возможность для неторопливой работы в лаборатории, а иногда и отдыха. Даже после расширения со временем его лондонской частной практики он оставался свободным от многих административных и преподавательских обязанностей, которые занимали слишком много времени в Шотландии. Его популярность как преподавателя в британских медицинских обществах значительно возросла, и он с тем же евангельским рвением, которое привело его в Королевский колледж, принимал каждое приглашение, которое мог втиснуть в свое расписание. На седьмом Международном медицинском конгрессе, состоявшемся в Лондоне в 1881 году, Луи Пастер представил его Роберту Коху, при этом оба ученых отзывались с братской похвалой о научной работе Листера.

И самое важное, что Джозеф и Агнес Листер стали все чаще проводить вместе выходные. Он научился ловить рыбу нахлыстом. Не то чтобы он был большим энтузиастом этого дела, просто такое хобби позволяло ему выезжать за город и отдыхать в тишине наедине с женой, которая присоединялась к нему в этих экспедициях. Вместе они наблюдали за птицами, отдаваясь этому увлечению с тем же воодушевлением, с которым годами проводили научные исследования. Племянник Листера Рикман Годли написал биографию сэра Джозефа, в которой воспроизвел одну из похожих друг на друга страниц дневника, где пара описывала свои птичьи исследования. Этот документ является ярким свидетельством всестороннего товарищеского партнерства супругов на протяжении всей совместной жизни. Речь в записях шла о 23 апреля 1891 года. Эскиз птицы и рассказ о проведенных наблюдениях сделал сам сэр Джозеф, а остальная часть текста на странице принадлежит леди Листер.

Хотя Листер присутствовал на многих медицинских конгрессах и собраниях, самым ярким и незабываемым для него стало грандиозное празднование семидесятилетия Луи Пастера, состоявшееся в Сорбонне 27 декабря 1892 года. За год до этого в июле сэр Джозеф ушел в отставку из Королевского колледжа, достигнув предельного возраста шестидесяти пяти лет. Теперь он приехал во Францию не только как представитель Лондонского и Эдинбургского королевских обществ, но и как самый активный распространитель учения Пастера. Он обратился к собранию с красноречивым адресом на французском языке, при этом последнюю часть он произносил, глядя прямо на великого ученого, гений которого он превозносил в своей речи. Когда он закончил, Пастер, еще не полностью оправившийся после перенесенного инсульта, медленно поднялся на ноги, с трудом пробился к трибуне и, обняв Листера обеими руками, поцеловал его в каждую щеку. Это был исторический момент, особенно трогательный своей неожиданностью.