Крепко сбитый молодой атлет был безразличен к наукам; назвать его успехи в обучении средними было бы большим преувеличением. После долгих изысканий один из его биографов был вынужден заключить: «В Йельской библиотеке отсутствуют записи о том, что он брал какие-то книги». Обучаясь также беспечно в Андовере, Холстед, как и многие его друзья, интересовался только спортом, не уделяя внимания интеллектуальной деятельности, которой следовало быть основной в жизни студентов Лиги Плюща. Футбол был не единственным его увлечением. Он был игроком бейсбольных команд группы и курса; а также был достаточно хорошим гимнастом, чтобы принять участие в представлении, устроенном ради сбора средств для его клуба по гребле. На фотографиях, сделанных в то время, он предстает красивым денди в безупречно сшитом по фигуре костюме (хотя и слегка лопоухим), в котором каждая деталь выдает отпрыска богатой семьи.
Отец этой комбинации Бо Браммела[22]
и Фрэнка Мерриуэла[23] был президентом Холстед, Хайнс и Ко., семейного предприятия по импорту текстиля, учрежденного в конце девятнадцатого века. Предки старейшины Холстедов поселились в Хемпстеде, Лонг-Айленд, в 1660 году. В невесты он выбрал девушку из очень хорошей семьи – свою двоюродную сестру Мари Луизу Хайнс. Холстеды жили в городском доме на пересечении Пятой авеню и 14-й улицы в Манхэттене и за городом в Ирвингтоне штата Нью-Йорк. Именно в этом созвездии квинтэссенции американской аристократии 23 сентября 1852 года впервые взошла новая звезда Уильяма Стюарта Холстеда.Определенно кое-кто из колдунов-врачевателей отправился к огромным владениям Холстедов, чтобы доставить младенцу, рожденному с серебряной ложкой во рту, подарки, которые будут развернуты и станут приятным сюрпризом лишь в отдаленном будущем, после окончания бессмысленного пребывания в Йеле. Если существовало какое-то растение, которое слишком долго росло в корень и зацвело с опозданием, то это ниспадающий из чаши с белыми разводами на листьях цветок Лиги Плюща, о так и не открывшихся в университете талантах которого никто не подозревал до того момента, пока его срок был уже почти на исходе. Логически продолжая витиеватую ботаническую метафору до ее конечной точки, можно сказать, что когда лепестки его интеллекта наконец раскрылись, распространяемой ими пыльцы хватило на все невозделанное поле тогдашней американской хирургии. В результате появились ростки нового духа, продвинутой технологии и в подлинном смысле этого слова оригинального типа лидерства. Для их описания использовалось прилагательное «холстедианские».
Профессионализм Холстеда достиг зрелости в особенно благоприятное время для развивающейся американской медицины. Большинство доморощенных врачей получали образование в основном в рамках старой двухлетней системы обучения с дополнительной, ежегодной, длящейся обычно три-четыре месяца стажировкой в одной из медицинских школ, принадлежащей, как правило, врачу-преподавателю. Те немногие студенты, которые могли позволить себе более качественную подготовку, традиционно отправились в страны Европы. В дни юности Холстеда чаще всего это были Германия и Австрия. Большинство начинающих врачей, не имевших возможности перенять европейский опыт, не знали даже основ научной медицины. Исключение составляли только те, кто мог получить какую-то информацию из рук более квалифицированных коллег или из журналов.
Пока сохранялось такое положение дел, в американской медицине царило затишье. Наука была основой всех новшеств в древнем искусстве исцеления, а их источником служила лаборатория. В 1870-х годах в медицинских школах США практически отсутствовали такие исследовательские центры. Чтобы совершенствовать дальше свою профессию, новому поколению американских врачей следовало обучиться методам интерпретации современных знаний и технологий, количество которых нарастало лавинообразно. Для этого требовались доступные тогда только в Европе виды обучения, а также взаимодействие с учеными и оснащение оборудованием, которое редко встречалось в Америке. Для выполнения поставленных временем задач американское медицинское образование должно было сменить место обучения с принадлежащих врачам частных школ на академическую атмосферу университетов.
Ориентиром служила немецкая система, а ее прототипом в Соединенных Штатах – медицинская школа Джонса Хопкинса в Балтиморе. Велением судеб Уильям Холстед станет первым профессором хирургии в этом первом американском медицинском колледже, обучающем по полноценной университетской программе. Эта возможность была вспышкой молнии среди темных туч, следствием ряда событий, которые помогли пережить личную трагедию и воспарить в высь, доступную только вписавшим свои бессмертные имена в историю медицины. Уильям Стюарт Холстед, завернутый в роскошные пеленки в городском доме своей семьи в Манхэттене тем поздним сентябрьским утром 1852 года, к тридцати пяти годам был близок к катастрофе. Но он смог возродиться и стать человеком, которого по праву называют отцом американской хирургии.