Несмотря на все это, Холстед каким-то образом сохранил остатки присущей ему до истории с наркотиками жизнерадостности, которую он демонстрировал лишь в редкие моменты и только в кругу некоторых близких друзей. В компании Уэлша или кого-то еще из своих близких приятелей он иногда становился оживленным и общительным, внезапно проявляя незаурядное чувство юмора. Правда заключалась в том, что даже его сарказм был лишь способом защиты от грубости и колкостей, которых опасаются застенчивые люди с богатым воображением. Ирония помогала ему держать людей на расстоянии, и все, кто хоть сколько-нибудь знал его, понимали это. Преднамеренная недоброжелательность была не в его характере.
Гипотетический защитный ров, некоторая скрытность, присущая ему в периоды обострения наркотической зависимости, его внушительный международный авторитет – все это только увеличивало дистанцию между ним и большинством других людей. Тех, кому представлялся случай сблизиться с ним настолько, чтобы неожиданно для себя обнаружить в нем деликатность и сердечность, было немного. Хойер и некоторые другие его коллеги оставили трогательные описания проявлений по отношению к ним огромной доброты и братской привязанности этого одинокого человека, которому, на самом деле, просто не удавалось преодолеть холодность и отстраненность собственной натуры.
Психиатры, как любители, так и профессионалы, на протяжении полувека жонглировали различными теориями в попытках интерпретировать эмоциональную жизнь Холстеда. Вы и сами можете предположить некоторые из вариантов. Достаточно взглянуть на своеобразный брак, отношения с Уэлшем, зависимость от наркотиков, спасение сестры и матери, явное изменение характера между Нью-Йорком и Балтимором и даже выбор профессии хирурга, не говоря уже о его одержимости работой. Список очень длинный и вполне объективный. К счастью для моего авторитета, эта глава подходит к концу. В противном случае, я, подобно многим другим, поддался бы искушению выдвинуть свою версию психоанализа Холстеда и показался смешным. Безопаснее придерживаться уже проверенных фактов.
Я не знаю ни одного примера, более ярко характеризующего разницу между хирургией до и после Холстеда, чем описание Харви Кушинга своего первого рабочего дня в больнице Джонса Хопкинса в качестве его ассистента. После окончания учебы в Йельском университете Кушинг отправился в Гарвардскую медицинскую школу и окончил обучение в 1895 году. В течение года он проходил стажировку в Массачусетской центральной больнице, после чего был принят Холстедом на обучение хирургии. Хотя он приехал в Балтимор из одного из ведущих медицинских центров Америки, поступление в больницу Хопкинса стало для него переходом от кровавой помпезности хирургии девятнадцатого века к чистой физиологии двадцатого. Кушинг вспоминал:
Обстановка в J.H.H. была довольно необычной по сравнению с той, что я наблюдал в Массачусетской центральной больнице. Постоянные обсуждения патологии и бактериологии, о которых я знал очень мало, заставляли меня первые месяцы проводить все ночи в кабинете хирургической патологии в старом здании патологического отделения, изучая образцы с немецким учебником в руках… После хаоса в М.G.H.[26]
меня больше всего поразил случай, когда мой новый начальник пришел однажды в палату «Г» и, как бы извиняясь, спросил, может ли он осмотреть конкретную пациентку. Потратив целый час на недавно поступившую больную раком молочной железы, он ушел, сказав, что устал и больше ничего не сможет сделать сегодня. Если бы он пожелал и попросил разрешения оперировать, он мог бы удалить грудь, поручить зашить рану и выполнить трансплантацию кожи кому-нибудь из врачей, а потом забрать ткани для дальнейшего изучения под микроскопом, изготовления бесчисленных образцов и бесконечного осмысления данных.Позже Кушинг поступил на факультет Хопкинса, где шел от одной победы к другой как хирург, исследователь и педагог. Поскольку Холстед занимался всеми пациентами больницы, страдающими от опухоли головного мозга, на основе произведенных клинических исследований Кушинг разработал основные принципы, которых легли в основу новой специальности – нейрохирургии. Отказавшись от должности профессора в нескольких ведущих университетах, он принял предложение, поступившее из Гарварда, и стал первым руководителем новой больницы Питера Бента Бригэма, где учредил программу обучения и создал атмосферу сотрудничества по образу и подобию медицинского центра Хопкинса. Когда он ушел в отставку в 1933 году, на смену ему пришел Эллиот Катлер. Вот как много лет спустя Кушинг описывал Катлеру свое посвящение в новый мир хирургии в больнице Хопкинса: