Враг божий

Даже и сейчас при упоминании Круглого стола некоторые старики еще вспоминают ту давнюю попытку положить конец раздорам и смеются. «Круглый стол», разумеется, было не официальное наименование, а что-то вроде прозвища. Сам Артур хотел наречь лигу «Братством Британии», что звучало гораздо громче, однако название не прижилось. Помнят (если помнят) Круглый стол и наверняка забывают, что его целью было всеобщее примирение. Бедный Артур. Он на самом деле верил в братство, и если бы объятия и поцелуи могли принести мир, тысячи убитых были бы сейчас живы. Артур и впрямь хотел изменить мир при помощи любви.

Братство Британии собирались провозгласить в Дурноварии, в Зимнем дворце, на следующий год после того, как Леодеган, отец Гвиневеры, изгнанный король Хенис-Вирена, скончался от морового поветрия. Однако тем летом в Дурноварию снова пришла чума, и Артур перенес общий сбор в недавно отделанный Морской дворец. Куда удобнее было бы собраться в Линдинисе, в тамошнем вместительном дворце, но Гвиневере, видимо, захотелось похвастаться своим новым жилищем. Без сомнения, ей приятно было видеть, как неотесанные волосатые воины бродят по тенистым римским аркадам и богато отделанным комнатам. Она словно говорила: «Эту красоту вы призваны защищать», хотя и предпочла разместить в заново отделанной вилле как можно меньше народа. Мы встали лагерем снаружи и, сказать по правде, чувствовали себя там намного лучше.

Кайнвин приехала со мной. Она была еще очень слаба после третьих, тяжелых родов и смерти новорожденного мальчика, однако Артур настоял на ее приезде. Он мечтал собрать всех британских правителей, и хотя от Гвинедда, Элмета и других северных королевств никто не явился, многие влиятельные люди не испугались долгого пути. Прибыли Кунеглас Повисский, Мэуриг Гвентский, принц Тристан из Кернова и, разумеется, Ланселот. Каждый король привез с собой приближенных, друидов, епископов и военачальников, так что на холме у дворца раскинулся обширный стан. Девятилетний Мордред приехал с нами, и Гвиневере скрепя сердце пришлось разместить его во дворце вместе с другими королями. Мерлин остался дома: сказал, что слишком стар для такой чепухи. Галахад был назначен герольдмейстером братства; подобно Артуру, он свято верил в эту затею.

Я, конечно, не говорил Артуру, что с самого начала сомневался в успехе его начинания. Он считал, что мы поклянемся друг другу в мире, вражда уляжется и ни один из членов братства больше не поднимет на другого копье. Увы, сами боги, казалось, насмехались над его усилиями: в день торжества небо с рассвета хмурилось, хотя дождь так и не пошел, и Артур в своем ребяческом оптимизме объявил это добрым предзнаменованием.

Церемония проходила в большом саду между двумя недавно выстроенными аркадами, на зеленом, обращенном к заливу склоне. Аркады завесили знаменами, и два хора исполняли торжественный напев для создания соответствующего настроя. В северном конце сада, ближе к большой сводчатой двери во дворец, поставили стол. Он был круглый, но никто не придавал этому символического значения – просто его легче всего было вынести на улицу. Стол был не очень большой, примерно в размах рук, но, как сейчас помню, очень красивый – римский, разумеется, из полупрозрачного камня, с искусно вырезанным изображением крылатого коня. Одно крыло рассекала трещина; тем не менее мы все восхищались столом и дивились крылатому коню. Саграмор сказал, что сам ни разу таких не видел, но крылатые кони действительно водятся в далеких краях за песчаным морем, – уж не знаю, можно ли ему верить. Саграмор женился на своей рослой саксонке Малле, и у них подрастали двое сыновей.

Всем, кроме королей и принцев, оружие пришлось оставить в лагере. Меч Мордреда лежал на столе, а поперек него покоились клинки Ланселота, Мэурига, Кунегласа, Галахада и Тристана. Один за другим мы выходили вперед – короли, принцы, вожди и военачальники, – возлагали руку на мечи и клялись в мире и вечной дружбе. Кайнвин одела девятилетнего Мордреда во все новое, подстригла и расчесала его жесткие волосы, чтоб не торчали щеткой, но он все равно выглядел несуразно, когда ковылял к столу, чтобы произнести клятву. Впрочем, должен признать, что, кладя руку на мечи, я вполне проникся торжественностью минуты; как и большинство собравшихся, я намеревался держать данное слово. Разумеется, клятву приносили только мужчины; женщины наблюдали за церемонией с террасы над сводчатой дверью. Присяга растянулась надолго. Первоначально Артур собирался принимать в братство только тех, кто воевал против саксов, но потом расширил круг избранных и включил в него всех, кого смог заманить. Сам он присягнул последним, после чего произнес речь о священности нашего обета и о том, что, если кто-нибудь преступит клятву, общим долгом будет покарать нарушителя. Потом велел всем обняться, а следом, конечно, начался пир.