Враг мой, любовь моя

— Дзайн’Кхай вновь доказал, что он истинный сын Дома Воинов, сегодняшняя победа зазвучит грозным гимном мощи Дзайн, предостережением всем тем, кто захочет посягнуть на честь и свободу, на мирное сосуществование Великих Домов. Пока есть в наших рядах такие воины как Кхай, вы все можете спать спокойно, не опасаясь никаких бурь и перемен. Тот, кто победил тварей Сумеречного Болота, сладит с любой опасностью. Все чествуем абсолютного чемпиона Арены Дзайн’Кхая!

В стремительно темнеющем небе раздался пронзительный крик, серебристые крылья заслонили закатное солнце — хаснеет’таро прилетела почтить славную победу. Секундная тишина взорвалась бурными овациями и целой волной эмоций, накрывшей нас с Кхаем. Весь тот страх, что испытали зрители, перевоплотился в восторг и счастье, будто не Кхай, а они, каждый из них, сегодня сражался на Арене и победил. Все вместе они пели гимн безумной отваге и запредельному мастерству.

И преданности. Кхая мне.

Если бы это только было правдой…

А Кхай между тем упал на колени, со стороны могло показаться, что тоже часть ритуала, но я знала и чувствовала, что все совсем иначе. Яд моорнов пробрался в его кровь и сейчас опутывал своими дурманящими сетями. Черные пряди поникли, не развивались и не стремились обвинить мои запястья, и это испугало меня больше всего.

Песок скрипнул, зашуршал, когда я рухнула рядом с ним.

Его кожа такая холодная, а ведь должна быть горячее солнца. Его глаза открыты, но он не видит меня — изумрудное безумие заволокло белесой дымкой. Скулы обозначены острее, а вокруг глаз почернели круги. Яд моорнов высасывает из него силу! Бездна, как это остановить?!

Почему только в миг потери понимаешь истинную ценность даров Хаоса? Почему эта вечная драма несвоевременности?!

— НЕТ!

Крик оглушил даже меня, а после него тишина на поле Арены стала еще гуще.

— Не смей!

— Был бы рад выполнить твой приказ, моя тсани, вот только… — кровавые хрипы не дают ему закончить предложение, он заваливается набок, а я…

Я все отчетливее понимаю, что не могу допустить его смерти. Даже на время, даже если и так есть шанс, что он возродится. Хаос любит парадоксы, так что никогда нельзя быть уверенным в законах Первозданного. Только в одном. Только в себе.

— Рожденный Мейн’Кхай, признаешь ли ты меня своей Тана’ле[1]?

Кхай удивленно вскидывает голову, из последних сил пытается приподняться, но лишь заваливается на полусогнутые руки.

— Мейн’Кхай, признаешь ли ты меня своей Тана’ле? — повторно спрашиваю я его.

Но этот несносный упрямец все молчит, не произносит ритуальных слов. Догадался.

— В последний, третий раз спрашиваю я тебя, Мейн’Кхай, признаешь ли ты меня своей Тана’ле?

Перед ним непростой выбор — или признать очевидное, и позволить мне спасти его жизнь, или… Стать моим рабом, так как я все равно спасу его жизнь, даже против воли.

— Признаю, — прохрипел он из-под черной, слипшейся челки.

— Повтори, — потребовала я согласно ритуалу.

— Признаю тебя, — еще один едва слышный шепот.

Но я должна спросить и в третий раз:

— Скажи.

Кхай поднимает голову и наконец произносит полную фразу:

— Мейн, алеас Ки’Хай, а ле, а неш, а неф, а эш, а ки тана-ле Реш, алеас Во’Аэль, а ас тана-саах[2].

— Реш, алеас Во’Аэль, цах аит Мейн, алеас Ки’Хай, а ас тана-ле[3], - провозглашаю я в завершение. — Своим именем, своим правом Тана’ле, запрещаю тебе умирать и забираю себе твою судьбу.

Кладу правую ладонь на его лоб, а левую на грудь, так чтобы сердца бились прямо под ней. Сколько раз мы произносили эти слова? Не помню точно, но, кажется, что это было почти в каждую эпоху, каждые несколько тысяч лет. Умереть за другого не страшно, страшно потом не проснуться.

Отрава моорново проникает под кожу, вливается в мои вены, стремительно несется к сердцам. Мир выцветает, становится черно-белым. Объекты теряют контур, а света все меньше и меньше. Пропадает слух, и я уже не могу разобрать слова примчавшегося Лаита, почти не чувствую прикосновений Кхая, лишь бесконечный холод и вязкий, сладковатый привкус во рту…

Лаит.

…Все было сыграно как по нотам. Порталы открылись, Кхай победил, но все же оказался раненным, при смерти, и все было бы хорошо, сердца радовались двойной победе — тсани Регалии, а мне мертвый враг. Вот только… Вот только Аэль решила иначе. Она забрала себе его смерть, древним, забытым всеми ритуалом, назвав почему-то Мейном. Мейн, он в самом деле Мейн? «Смерть Которой Нет».

Как символично, как дерзко.

И теперь моя тсани тает, исчезает, растворяясь в потоках силы, как и трупы моорнов, что валяются по всей Арене. Моя любовь, моя жизнь уходит за Грань, в область мироздания, куда никому нет прохода.

Никому кроме Мейнов, сильных Проводников.

— Сандалии, надень их на нее!

Оживший, окрепший Кхай дергает, заставляя обратить внимание на зажатые в руках Регалии. Зачем они ей теперь? Словно прочитав мои мысли, мой враг зло шипит:

— Нам не пройти в Мир Моорнов, Путь закрыт для всех хаоситов без исключения!

Да? Чутье Проводника подсказывает, что и на этот раз он говорит правду. Значит все потеряно?

— Сандалии, отрыжка Бездны, надень их! Они приведут ее Домой!