Враг мой: Сокол для Феникса. Часть 1

Только закончила, князь тотчас велел комнату освободить. Пока Ляхич упирался, мол, в уголке посижу, вдруг плохо станет… Вытолкал парня прочь, и дверью перед носом его длинным хлопнул.

Точно раненый зверь ходил из угла в угол — все не мог в толк взять, как сын сумел бывалого воина раскачать, да незаметно рубаху распороть. Как?

Его победил младший княжич! Его?! Старого воина, вот так… запросто! Взял и разделал под орех!!!

И пусть злости истинной не испытывал, покуда с Твердом мечами махался, но ведь… и спуску не давал.

Да, что не отымешь, одарен сын — как никто. Отмечен богами… с рождения. А то, что такой воин оказался в теле хрупкого человечка — либо насмешка природы, либо испытание судьбы…

Уперся Радомир ручищами в раму окна, да уставился на площадку, где уже с мечами крутились дружинные. Матерые, крепкие ловко оружием управлялись. Звон и лязг разлетались по всей площади, а коли сталкивались воины, то казалось, земля вздрагивала от мощи мужей.

И тут гордость затопила отцовскую душу — Твердомир — плоть и кровь княжья. Как аспид вертлявый и пронырливый. Скорости его любой позавидовал бы. А что от Зорицы много в лике, так то и хорошо… Кто-то должен быть другим!

Дума о жене погибшей опять сжала сердце в тиски стальные. Тоска скрутила горло, кровь забурлила да привычно в пах устремилась.

И голос женский, словно окутывал чарами: «Жениться тебе надобно, княже!». Радомир глазами обшарил комнату свою — нет никого, а голос лился ровно и убаюкивающе: «Жениться пора! Пока в силе…».

Сморгнул князь, головой помотал — вроде пропал голос. Но мысль осела, да крепла.

И правда бы жениться! С женой оно все спокойнее. И расширить территории не мешало бы! Сыновей много. Всем земли надобны, а Тверду самые богатые достанутся…

И сразу перед глазами князя всплыла нежная девичья фигурка, потупленные синие глаза, толстая коса до пояса с талией осиной.

Мирослава! Было что-то в девице рода Добродского такого, что цепляло взор. Что заставляло вспыхнуть давно позабытое желание любить. Что пробуждало чувства от спячки.

ГЛАВА 4

11 лет назад

История Любавы

Род Святояра Добродского: княжна Любава, княжна Мирослава

— Да сколько можно? — нянька Глафира с возмущением смотрела на младшую дочь князя, которую за ухо привел конюх. Ее громкий голос привлек внимание всех, кто был во дворе. Представление уже не казалось челяди чем-то интересным, повторялось изо дня в день, и все привыкли, что девчонке влетает то от нянек, то от доведенного до отчаяния конюха. — Управы на тебя нет! — негодующе всплеснула руками, при этом ее беззаветная любовь к княжне не оспаривалась.

— Эта чертовка вновь каталась на Буяне, и чуть не загоняла его до смерти! — ябедничал Алехно. Вредный и противный. Всегда доносил на Любаву, ежели ловил. Глупый, что с младшего конюха взять?

— На ком еще можно мчаться наравне с ветром, если не на Буяне? — пискнула, оправдываясь, Любава. — Он самый лучший скакун батюшки!

— Он не для маленьких девочек! — продолжал гнуть свою линию конюх. — Тем более, это Буян! Он сильный, могучий конь! У него и кличка неспроста такая! — едва не подвывал от негодования. — Он для князя, а не чтобы от неча делать его загонять!

— И ничего не загоняла! — взбрыкнула Любава, но Алехно крепко держал за ее ухо и потому боль усилилась. Ухо горело и распухало на глазах: младший конюх все сильнее сжимал нежную кожу, не замечая, что попутно тянет длинный волос. — Ау, — проскулила княжна и упрямо добавила: — Только пену увидала, сразу в холодной реке помыла. И обратно на нем не ехала… На поводе притащила!

— Она его уморит, а меня на дыбу! — гневно пожаловался Алехно, толчком выпуская ухо Любавы.

— Там тебе и место! — обиженно показала язык княжна, но только младший конюх сделал к ней злобный шаг, юркнула за добротную няньку Глафиру. Парень досадливо зыркнул на княжну последний раз и раздосадовано взмахнул рукой:

— А ну тебя!

— Любавушка, — только конюх размашистым шагом скрылся в конюшне, запричитала нянька, сложив ладошки замком на пышной груди, — ведь ты же девочка!

Любаве несколько раз на дню напоминали о том, что девочка. Что младшая княжна. Она уже устала слышать одно и то же. Кто ж виновен, что и батюшка, и матушка грезили о наследнике, а родилась ОНА! Любава! Вторая дочь!

Князь часто винился, что «долгожданного сына» начал обучать мужским премудростям еще с утроба! Рассказывал о дальних землях, поглаживая огромный живот княгини, в котором кровь из носу богатырь растет! О походах военных. О лихих скакунах, об оружии…

Разве ж виновата Любава, что вот такой уродилась?

Не богатырь, к сожалению. Не наследник!

Но зато не сидится на месте. Не вышивается. Не интересно песни распевать, да танцевать учиться.

Свобода милее. Ветер в ушах. Простор для души…

Эх!

Зачем постоянно ставить в пример старшую княжну Мирославу, которая росла тихой, послушной, молчаливой?

Нельзя сравнивать воду и огонь! Солнце и снег!

Любава — взрывная, подвижная, жадная до всего, что окружало.

Мира часами могла напевать над вышиванием, как и положено будущей жене великого князя.