Враг мой: Сокол для Феникса. Часть 1

— Вот и рассудили, — легкомысленно улыбнулась Любава, скрывая смятение в душе, — выживет, себе и заберешь! — И тотчас, чтобы боярышня не продолжила столь неудобный разговор, пихнула ее в бок: — Побежали скорее! Переоденемся и проследим за Иванко и ребятами, а?

— Дался тебе этот Митятич, — скривила моську Боянка, однако за подругой поспешила.

Они быстро поля миновали, меж хоромин пробежали, шмыгнули в самый большой княжий сарай, где были запасены узелки с одежой. Убедились, что никто не маячил поблизости. Вытащили холщовые штаны и рубахи, косы запрятали под шапки… и тут же обратились сорванцами.

ГЛАВА 9

5 лет назад

Твердомир Минской

Застонав, Твердомир открыл глаза — вернуться в жестокий мир боли и одиночества не хотелось. Но что-то требовало… заставляло сердце стучать. Уставившись в темный потолок, Тверд сосредоточился на ощущениях.

Что заставляло его жить? Что не разрешало перейти границу между миром мертвых и живых?..

Ненависть и месть!

Вот два чувства, которые изо дня в день заставляли жить.

Месть! За убиенную семью, за отобранные территории, за свою честь.

Раны зажили, но боль… теперь она была неотъемлемой частью существования. Она пронизывала тело, словно молния небо. А потом расползалась по всем конечностям, следом принося неслыханное удовольствие от мягкости, ведь только так понимаешь, насколько хорошо, когда ничего не беспокоило. И каждый раз, выныривая из сна, оставалось ощущение — не приложи усилия, не цепляйся за явь — остался бы в нави навсегда.

С тех пор, как Тверд познал цену предательству и женскому коварству, он забыл, что умел улыбаться. Забыл, что умел радоваться. Забыл, что умел жалеть. Холод поселился в его молодое сердце, отражаясь колючими льдинками в серых глазах.

А еще княжич себя убедил, что меч дружинника, Шляпко, предательски и подло проткнувшего его со спины — убил само сердце, вместе с душой, оставив холодный рассудок.

Рана на лице постепенно превратилась в тонкий шрам. Он тянулся по скуле к виску, и уже не так пугал, как в самом начале. Постепенно Тверд привык к своему новому облику — он казался обыденным, вот только селяне частенько оборачивались вслед, когда княжичу них появлялся за необходимым для жизни в лесу.

На самом деле, Твердомир жизнью обязан Богдану. Когда приемный отец вместе с ним выпрыгнул в окно, то основной удар принял на себя. Когда подоспели дружинные-предатели, бывший телохранитель отца в который раз преподнес урок стойкости и выносливости. Разил воинов, всеми силами защищая своего преемника. Тверд плечом к плечу сражался с наставником, пока его не поразил меч Шляпко.

Богдан вынес его тогда на руках, сам едва не теряя сознание.

Потом выхаживал… А затем, спустя несколько недель, заставил подняться и учиться жить заново.

С тех пор прошло несколько лет. Но воспоминания до сих пор терзали душу, а боль от утраты выжигала остатки сердца.

— Вставай, — утро еще только показалось в мелкое окошко лесной хижины, а наставник уже толкнул Тверда. — Пора посмотреть в глаза тому, кто подло хотел лишить тебя жизни.

Младший княжич не перечил. Он вообще мало говорил. Быстро встал, умылся…

Захмелевший Шляпко возвращался из соседнего села в деревню. За скверный характер и постоянные стычки с другими его прогнали из рядов княжьей дружины, и он все чаще придавался пьянству и бездельничеству. Напевая незамысловатый мотивчик, неровно шагал по лесной тропинке и не сразу заметил Тверда.

Младший княжич остановился, глядя прямо в глаза бывшему дружинному. Шляпко непонимающе улыбался, не чувствуя опасности. Да и тяжко было углядеть в мощном и заметно возмужавшем Тверд того тощего паренька, которого оказалось так легко пырнуть мечом в спину.

— Тебе чего? — хмельно икнул Шляпко, чуть покачнувшись.

— Убивать тебя буду, — безлико отозвался Твердомир.

— Чем? — гоготнул бывший дружинный.

— Руками, — прилетело холодное слово, и Шляпко изумленно покосился туда, откуда раздался звук. Когда наткнулся взглядом на Богдана, в ожидании остановившегося между ближайших сосен и равнодушно взирающего на происходящее — тотчас перестал скалиться. На лице мелькнула тень осознания. Испуг, недоумение. Шляпко безотчетно отступил назад: — Э-э-э, мужики, — выставил ладони. — Т-Т-Тверд?.. — Мертвецки побледнел. Узнавание давалось с трудом и скрипом. — Княжич?.. Выжил значит? — спиной наткнулся на ствол дерева, и так вытянулся по нему, словно ища укрытия, желал с ним слиться.

Твердомир подошел впритык, чуть навис, ровно вглядываясь в водянисто-голубые глаза бывшего дружинника. Опустившегося, вонючего, грязного, растрепанного, неумытого. Шляпко и без того по дереву размазывался, а теперь и подавно дернулся, предвидя жуткий конец, но младший княжич с равнодушием сомкнул пальцы на его шее, перекрывая доступ воздуха. Надавил, к земле пригибая. Мужик сопротивлялся, шлепал по крепким рукам, вцепившимся мертвой хваткой, отпинывался, ерзал, но Тверд без труда ломал сопротивление. Он был гораздо сильнее. Опаснее. Безжалостней.