Враг мой: Сокол для Феникса. Часть 1

— Здрав будь, Ярополк! — обрадовалась охотнику Маришка, дочь самого богатого боярина села Углич, где младший княжич продавал больше всего шкур. Нужно признаться, как раз из-за неровно воздыхающей по парню молодой боярышни. Она была единственной дочерью, не считая старшего брата, и батюшка ей ни в чем не знал отказа. Не то чтобы Тверд мечтал с ней столкнуться и искал встречи, но упускать возможность быстрее избавиться от товара и вернуться в хижину — приятно грела душу. Тем более, вот-вот холода настанут, да снег выпадет. По ночам уже морозит, иней землю сцепляет.

— И тебе не хворать, Маришка! — кивнул охотник. Сегодня как раз был базарный день. Младший княжич на прилавке раскладывал принесенные на продажу шкуры, делая вид, что не замечал боярышню, прислонившуюся к бревенчатому столбу, подпирающему ветхую крышу длинного ряда раздельных прилавков.

— А ты волчью шкуру привез? — не унималась девица, глазами следя за размеренными движениями Тверда. — Батюшка обещал мне шубу, — без хвастовства, но чтобы напоминать о себе.

Тверд молча выложил перед боярыней серую шкуру. Волк был крупный и матерый.

— Вот хороший мех. Но к нему бы я еще вот эти предложил, — чуть в связке шкур покопошился и выудил две — волков потемнее. — На отделку пойдут и на жилет хватит.

— Яр, ты и правда сам их убиваешь? — испуганно, но вместе с тем восхищенно прошептала Маришка. Тверд недовольно поморщился — обожание в серо-зеленых глазах боярышни раздражало.

— Сам, — отрезал безлико, вновь занявшись шкурами.

Зазвенели монеты.

— Держи, — чуть подавленный голос Маришки резанул по совести. Девчонка хорошая, просто приставучая. Да и выручает тем, что скупает много, даже если не нужно… — Хватит? — с надеждой заглянула в лицо, а на ее так и читалось: «Ну же… Заговори, предложи!».

— Пойдет, — шмыгнул носом, сворачивая покупку туго и веревкой сцепляя.

— Яр, а давай после ярмарки сходим куда-нибудь, — робко подала голос, краснея от собственной решительности.

— Это еще зачем? — нахмурился Тверд.

— Погуляем, — смутилась Маришка.

— Ага, — хмыкнул иронично младший княжич, — и ежелио том прознает твой батюшка, он будет не против?..

Маришка заметно сникла, в глазах обида и растерянность застыли.

Слава об охотнике в Угличе ходила разная. Кто-то молвил, что из него вышел бы жених отменный для местных девиц — серьезен, спокоен, молчалив, обособлен, охотник знатный. Стало быть мужем хорошим станет, отцом. Потому девицы и матери их приценивались, приглядывались. Другие же шептались, что поганец уже не одну девицу попортил. Какая глупыха с ним встретится, потом слезы жалостливо льет и не потому, что руку поднял, словом обидел или принудил к чему-то непотребному, а потому, что влюблялись без оглядки… А он — один раз погуляет, а потом внимания не обращает, будто незнакомы вовсе.

Эх, столько разбитых девичьих сердец в одном селе отродясь не бывало! А девицы, зная о славе охотника, все равно липли, стоило ему появиться на улице.

* * *

— Тверд, — поучал его Богдан, — женщины нужны нам не только для души, но и для здоровья. С ними можно познать много интересного, и твой возраст позволяет тебе перешагнуть эту грань. Только слишком уж породистых не порть, чтобы потом проблем не было с их отцами, — не требовал, а глубиной мудрости своего возраста советовал наставник. — А может скоро влюбишься… — задумчиво поглядывая на Тверда, будто сам с собой разговаривал Богдан, при этом ловко иглой управляясь — чиня дубленку к зимним морозам. А стужа в этих местах знатная, вьюги дикие, снега буйно-разухабистые.

— Отец, прошу, — недовольно качнул головой Тверд. Младший княжич точно знал, что не влюбится никогда и ни за что! Ошибки кровного отца не совершит. Это уж точно! Влюбиться, чтобы потерять?.. Или влюбиться, чтобы испытать горечь предательства? Нет! Это точно не для него. Да и о любви, нежности, ласке толком не ведал — неоткуда было знать. Воспитан в суровых условиях, в мужском братстве… С младенчества не познал материнской любви. Ни нянек, ни служанок…

Потому запала в душу обида на молодую жену Радомира.

С ней и жил. С такими мыслями и с девицами отношения строил. А рассуждения наставника ставили в тупик и огорчали. Страшили… Тверд всячески избегал чувств, сильных эмоций и привыкания. То, что плоть требовала — научился быстро смекать, в прочем и как утолить ту жажду. Благо, девицы разные попадались. А вот углубляться и желать большего, чем снятие напряжения, ублажения мужского желания — не тут-то было!

— Знаешь, что делает девица, которая любит? — как-то вернувшись из Угличей, поинтересовался у наставника, глядя на костер. Богдан задумчиво мотнул головой. Тверд усмехнулся: — Да ничего особенного! Она просто отдается, несмотря на положение, возраст, внешность. Этим и исчерпывается ее любовь, ведь она больше ничего подарить не может, — самого коробило открытие, но оно засело в голове и разъедало душу пуще обычного. — Только тело. Оказывается, все бабы одинаковые…

— А мужчина? — сухо уточнил Богдан, не сводя узких глаз с подопечного.