Враг мой: Сокол для Феникса. Часть 1

— А вот и ведаю, — с горечью головой качнула боярышня. — Это холопы и деревенские по любви могут, а такие как ты… — запнулась на слове, — ВАМИ дела княжеств решают.

— А такими, как ты? — не без злой иронии.

— Тут уж как выйдет, — нахмурилась Боянка, шагая вдоль хоромин. — Одной повезет, а другой держать ответ за семью придется. — Неспроста так говорила. Степан Радеевич, батюшка ее, уж не раз грозил дочь замуж выдать, дабы дела лучше пошли. — Так что не дури парню голову. Он ведь вон сколько держится…

— А может не стоит держаться? — совсем горько стало. — Дал бы знать, а я, глядишь, и согласилась бы.

— Угу, — кивнула Боянка, — а князь Святояр прознал бы о том, и тотчас Иванко сослал на дальнюю заставу, а тебя замуж не пойми за кого выдал, зато княжьего рода! — Припечатала язвительно, но тошнотворную правду.

— Да ну тебя, — отмахнулась Любава. — Мирослава уже вышла замуж. За одного, за другого, но ни первый, ни второй раз счастья не принесли, жизни не прибавили. Быстро зачахла, да умерла. А меня отец любит. Не позволит…

— А ежели придется?

— С чего вдруг придется? — начала злиться пуще Любава, и самое противное — не за то, что боярышня вновь молвила, не страшась гнева подруги, а что молвила разумно. Это простые сердцем выбирали — им не нужно земли укреплять, радеть за люд, что на них работал и семьями обзаводился. Эти для себя жили… А семьи княжеские обязаны думать и жить для других, кто бы ни думал, что только о себе волновались.

— Не грозит нам по любви, — помрачнела Боянка. — И даже грезить не стоит. Потом болезненней будет…

* * *

Вечерело. Любава скучающе сидела у берега реки и слова подруги с тяжким сердцем вспоминала:

— Держи! — голос Митятича вывел из неутешительных дум. Княжна аж вздрогнула — не ожидала уже Иванко сегодня увидеть. Да и подкрался тихо, что удивительно с его-то богатырскими размерами.

Взгляд с его глаз морозно-голубых перевела на оружие, которое протягивал.

Черная сталь сверкала, отливая в лучах заходящего солнца. На лезвии играл изящный узор, костяная ручка изящно вытесана под хрупкую женскую ладонь.

— Это мне? — Любава задохнулась от потрясения. Даже не мечтала таким чудом обладать.

Митятич нахмурился:

— Дык вроде сама просила… Аль передумала уже?

— Нет, — рьяно мотнула головой, жадно забирая нож. И так покрутила, и сяк. Острием на обрезанное горизонтом ярило навела, а потом на кузнеца направила. Ничуть не сдвинулся Иванко. Пристально глаза в глаза смотрел. Мощная грудь мерно вздымалась.

— Не боишься, что сердце твое возжелаю? — прищурилась Любава. Соскучилась она за эти дни по дружинному, как бы себя не убеждала, что это не так. И даже увещевания Боянки не охладили жарких мыслей о Митятиче.

— Знаешь ведь, твое оно… — мрачно обронил Иванко.

— Так ли? — допытывалась княжна. — Вроде как обычно, — надменно взгляд на широкую грудь перевела и тотчас обратно. — Как всегда холодное и на месте…

— А ты проверь…

Любава вскинула брови, а Иванко шагнул ближе:

— Забирай…

Запоздало отдернула нож — на светлой рубахе уже порез багровым расцветал.

— Дурной совсем? — вытаращилась княжна. Пощечину замахнулась врезать, да перехватил руку девичью Митятич. К себе рывком подгреб. Навис горой, шумно пыхтя, обшаривая испуганное лицо Любавы.

И взгляд его говорил так много… Ярость его — жить заставляла и сражаться за то, чего так хотелось. А Иванко хотел… поцеловать. Любава хоть в том и неопытная была, но видала, что Митятич едва сдерживался, чтобы не наброситься с поцелуями неистовыми. Глазами давно уже непотребное творил с ее устами. И она так же мысленно и пылко отвечала. Даже рот горел, дрожал… Но только чуть голову склонил Иванко, она угрожающе нож к боку его приставила, с вызовом глаза в глаза смотря.

Так и стояли, испепеляя друг друга желанием.

Хотелось, да кололось. Желалось, да не давалось…

* * *

— Прицелься, — шелестел голос Иванко над ухом. Любава в правильной стойке для броска: одна нога чуть впереди… плечо назад… Зажмурила глаз.

— Если поймала цель, уверена в броске, с дыханием совладала, — мягко наставлял Митятич, — кидай!

Любава метнула острие, еще учитель не успел толком слово договорить. Нож, резанув со свистом воздух, ударился рукоятью о ствол и ухнул наземь.

— Ну почему? — сжала кулаки от негодования княжна. — Я ведь все делаю, как ты говоришь! — топнула ногой.

— Все, да не все, — холодно рассудил Иванко. В тысячный раз наклонился и поднял острие.

Любава гневно пыхтела, техника метания не давалась уже который день! Но Иванко верил, о чем твердил непрестанно, потому княжна не хотела его разочаровывать. Снова брала нож…

— Не сжимай сильно рукоять…

Любава вздрогнула, почувствовав на шее дыхание Иванко. Мятитич слегка обнял хрупкий стан. Ручищей придержал ладонь, вынуждая чуть ослабить хват:

— Крепко, но бережно, всеми пальцами, да так, чтобы отпустить было в раз…

Любава уже ничего не слыхала, жадно впитывала пряный мужской запах. Мурашками покрывалась от теплого дыхания, от близости мощного тела.