Враг мой: Сокол для Феникса. Часть 1

— Едут! — Евлампия, семилетняя племянница Авдотьи, мчалась меж хоромин к княжескому дому, вереща о приезде очередного претендента на руку и сердце княжны Добродской. Только Любаве минуло шестнадцать, женихи повалили, обещая золотые горы за «породистую» невесту.

Княжна тяжело вздохнула, нервно переплетая косу. Батюшка в последнее время, как с цепи сорвался, стремясь быстрее выдать последнюю дочь замуж. Иногда казалось, что готов на предложение первого встречного, лишь бы возрастом более-менее подходил, да княжеством правил. Только сопротивление дочери останавливало князя Святояра. Пока останавливало…

Любава кинула последний взгляд в посеребренную поверхность и, одолев несколько лестничных пролетов терема, вышла на крыльцо встречать очередного жениха. Батюшка был уже тут, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу и вглядываясь вдаль, туда, где пыль стояла столбом. Последнее время он сильно сдал. Если раньше седина лишь чуть серебрила волосы, то теперь покрывала всю голову. Мелкие морщинки углубились, поселившись на лице стареющего князя. Некогда ясные голубые глаза поблекли. В них засела печаль, усталость.

— С Ратмиром Вяжским шутки плохи, — тихо пробормотал отец, покосившись на Любаву. — Он властный человек, но хорош собой, молод, богат. Подумай, может, не так плох?

— Думаю, — кисло обронила княжна, поймав на прицел хорошо различимых всадников и небольшой обоз. Шли неспешно, вокруг ребятня толпилась, разглядывая новых гостей князя.

— Подумай, — кивнул Святояр. — Что еще надобно красивой девушке?

Любава могла ответить, ЧТО надобно красивой девушке и даже метнула взгляд в сторону кузницы, но промолчала. Она не просто красивая девушка — княжна Добродская, а стало быть…

В голове спешно мысли скакали — как отвертеться от Ратмира.

…и подробный список необходимых по такому случаю качеств жениха.

Топот приближался, теперь были хорошо видны лица гостей. Князя Ратмира не отличил бы от других лишь слепой. Вяжский действительно был хорош собой. Один разворот плеч чего стоил. Веселые глаза сверкали из-под шапки кудрявых, темно-русых волос.

Только гости остановились перед главным домом, Ратмир ловко спрыгнул с вороного. Позади него две глыбы застыли — Калута и Бармей. Лютые и беспощадные воины. Об их «подвигах» наслышан люд. И содрогался от страха.

Батюшка поспешил навстречу, выказывая уважение. Хоть и недолюбливал Вяжского, но встретить обязан по чести. Тем более с миром прибыл гость. Свататься. О чем известил, как и положено.

Охранник Микула и воевода Руслан от батюшки ни на шаг. Как бы ни был приятен повод, а от ТАКОГО жениха подвоха ждали. Ратмир не раз на земли Святояра зарился.

Остановился отец напротив гостя. Любава от гордости засияла, не в силах сдержать эмоций. Батюшка хоть и был стар, но в росте не уступал князю Вяжскому. Пусть тот мощнее казался, так и отец еще до недавнего времени был очень даже в форме. Частенько с воеводой упражнялся.

Но Ратмира это явно не волновало. Пока обменивались князья приветствиями, он с интересом поверх батюшки взгляды бросал. И вонзались они стальными кинжалами в Любаву. Пусть беззлобные, но колючие. Без вызова, зато самодовольные. Будто знал, что не откажут ему.

Княжна внутренне ощерилась, уперлась руками в перила крыльца и ответила циничным прищуром. Все естество вопило, что не пойдет она за этого напыщенного индюка. Или петуха… Вон как грудь выпятил…

Вяжский тотчас нахмурился, губы в суровую полосу сжал.

— А это моя дочь, Любава, — донесся голос отца. — Любава? — оглянулся непонимающе Святояр в поиске дочери. А когда вперил взгляд в Любаву, она скривилась. Так занялась мысленным уничтожением жениха, что забыла — по всем правилам она была обязана гостей встречать подле батюшки — как и полагалось воспитанной хозяйке. Ведь с тех пор, как не стало матери и сестры, эти обязанности легли на ее хрупкие плечи. Справлялась, признаться, так себе. И не потому, что глупа и неумела была, а потому, что, во-первых, лень — всегда приятней заниматься любимым делом, а не надобным. А, во-вторых, нравилось созерцать за работой других. Смышленую Боянку, и везде нос сующих нянек, знающих кухню от и до.

Не забавы ради… — для души мед. Ведь каждый считал себя нужным и важным, а от того усердней к делу подходил. Разве для близких это не повод собственной значимостью возгордиться? Вот! Стало быть, просто нужно следить, чтобы эти качества не принимали нездоровую форму и не позволили близким перерасти в зазнайство и величие. Поэтому, как могла, помогла, признавая, что ежели бы не боярышня и няньки, в делах княжества могли случиться прорехи. О чем по секрету каждой из них сокрушалась, никогда не причисляя себе заслуг других.

— Любава Добродская! — повелительным тоном пристыдил батюшка и укоризненно покачал головой. Княжна тотчас перестала планировать коварное избавление от претендента и покладисто заторопилась к отцу. Ни в коем случае не хотела, чтобы он волновался или ощутил себя не в своей тарелке.