Враг народа. Воспоминания художника

На парижских аукционах 60-х годов, до появления «третьей волны» русской эмиграции, продавались произведения русских классиков, главным образом давно осевших за границей. По рассказам старожилов, картинка Коровина, рисунок Гончаровой или акварель Бенуа стоили не дороже пары перчаток. В 80-е годы стали появляться диссидентские произведения советских подвалов, но по таким унизительным ценам, что приток их прекратился.

До перестройки «соцреализм» на аукционах не появлялся.

В эмигрантских кружках на подражателей, скажем, Александра Герасимова смотрели бы как на тяжело больного шизофреника, однако вскорости они появились.

В Евразии все одинаково бесправны, от прославленного генерала до последнего дворника. В огромной стране гражданин не живет, а трясется как заяц в норке. Рано или поздно человек с воображением начинает мечтать о настоящей жизни и пакует чемодан на вольный Запад.

Нет ничего удивительного в том, что на Западе очутились такие выдающиеся соцреалисты, как Марк Клионский. Западный мир дал ему ту степень довольства, чего не давала Совдепия, несмотря на лучшие образцы «ленинианы», которые он выдавал для медитации. На удивление абстрактивистов, считавших западное искусство своей исторической родиной, уверенный успех академиста Клионского высоко поднимал и концепцию «соцреализма».

Весной 1987 года, осматривая парижские галереи, советский академик Дмитрий Жилинский, идеолог «семейного реализма», возмущался беспомощным рисованием местных художников.

И он прав. С крушением академической школы западные артисты, в подавляющем составе «фигуративисты», и при большом желании не сумеют нарисовать так, как это делают Клионский, Жилинский, Заборов, закончившие советские академии.

— Нет, такое искусство на Западе не пройдет! — судачили недальновидные эстеты беспредметных направлений.

Западный рынок пытался внести свою табель о рангах на торгах Сотбиса 1988 года, происходивших в Москве. Пять художников удалось выдернуть из анонимной гущи советского авангарда, но сама операция оказалась фальшивой. Модернистов никто не покупал.

— Настоящее лицо русской культуры — соцреализм! — постоянно повторял собиратель русских картин всех жанров Гариг Басмаджан.

На парижских торгах 1989 года появилась первая продажа «русского шарма». За ней стояла пробивная питерская ткачиха Наталья Варшакова, внесшая существенную поправку в торговлю картинами. Кто надоумил молодую, амбициозную, говорящую по-французски питерскую девицу собрать такой кулак и ударить, можно лишь гадать, но первая продажа оказалась очень обнадеживающей.

Парижские богачи нашли своих героев.

Ими оказались ленинградские профессионалы семейного ремесла, лепившие «обнаженку», как блины на Масленицу. Картин на всех не хватало, и вскорости образовалась давка желающих, вещь чрезвычайно редкая в разбалованном Париже.

Постепенно, от продажи к продаже, «эксперт» Варшакова производила беспощадный отсев актеров, оставляя самых мастеровитых «попников», набиравших коммерческие цены, — Филарет Пакун, Олег Ломакин, Борис Лавренко, Юрий Подлясский, Николай Баскаков. Круг профессионалов победившего «соцреализма» виртуозно сокращался до одного-единственного шаблона, принятого покупателем.

Питомцы советских академий оказались непревзойденными акробатами. Ремесленники, неспособные к художественному творчеству, как пуля были там, где сыпалась валюта.

Кто спасет соцреализм от долгожданной кончины?

Приглядитесь к лицам покупателей. Это не авантюристы высокого полета, не агенты японских компаний, не частные музеи Америки. Они противники дегенеративного творчества. Лукавые помыслы сумасшедших им не нужны. У них есть валюта!

Питерская ткачиха, московский волокита и киевский фарцовщик делают бизнес на «соцреализме».

Варшакова выгоняет свою десятую продажу и две тысячи проданных картин. 11 декабря 1989 года появляется сто сорок картин «уральской школы», 15 декабря к делу подключатся торги Женевы. Они берутся продать четыреста картин «от Петербурга до Киева» на любой вкус и цвет советского академизма. Цены на передовиков перевалили за стотысячную планку, а это уже серьезное предупреждение!

А вдруг советская модель искусства доходчивой истины — лучший пример для будущего Европы?

Часть двенадцатая Фальшивая геральдика

О Русь, забудь былую славу — Орел двуглавый сокрушен.

Вл. Соловьев, 1895

А этот чародей превращает снег в сырники.

Шолом-Алейхем, «Блуждающие звезды» (1910)

1. Судьбоносный город

Как-то у грамотного француза спросили, как выглядит герб России. Он, не моргнув глазом, ответил: «Урс пато!» («Косолапый медведь!»).

Француз ошибался, но выразил сущность проблемы. Начиная с первых европейских карикатур царская Россия изображалась в виде огромного и опасного медведя, подмявшего под себя необъятные территории Европы и Азии, от Варшавы до Порт-Артура.

Такой Россия видится и сейчас.