Враг народа. Воспоминания художника

С такими наша земля не пропадет. Сам будет жить и другим даст.

Я проникся глубоким почтением к стране, пославшей такого гражданина в парижский скват.

Ну а потом я пил с ним водку в таких дырках, куда посольская нога вообще не заходит. Его можно понять: каково физику и лирику смотреть на пьяные и тупые рожи профессиональных сотрудников, но и заходить так далеко послу великой, хоть и ободранной, державы не стоило. Юрий Алексеевич здесь был не дипломатом, а любопытным к острой новизне человеком и ученым.

Мы виделись в разных обстоятельствах, неожиданных и официальных, в соседстве с мэром Парижа Шираком на просмотре фильма Марины Голдовской «Соловки» и в югославских кабаре с русскими певицами.

Я думаю, что Юрий Алексеевич имел обо мне понятие, и личное и от поперечных лиц, связанных с искусством и бизнесом. Нюхом, с налету было трудно приезжему физику разобраться в заковыристых делах созидателей и торгашей, где легко напороться на глупость и выглядеть дураком. Тогда я весь был в «македонском золоте» — солунские братья, апостол Павел, Мустафа Кемаль Ататюрк, но легко выходил из заколдованного круга, если дело было красивым.

Саша Глезер лет пять крутился за круглыми столами, организованными посольством. Наконец-то его впустили в неприступный бункер ночевать. Старика О. Я. Рабина пригласили с выставкой в Петербург. Я не рвался к послу. Он меня позвал сам. На юбилейное собрание, посвященное «бульдозерному погрому», я пришел с женой. Впервые за двадцать лет. Юбилей был мой, а не посольский. Можно сказать без преувеличения, что все участники памятного перформанса 1974 года въезжали на белой лошади.

Может быть, мышеловка вместо праздника?

Так называемый «парад суверенитетов», легкомысленно объявленный Кремлем, обернулся невиданным хаосом в провинции и столицах, обреченных жить своим умом. Свои деньги ковала не только Чечня, но и Уральская Народная республика.

В фойе, как харьковский вокзал, на мраморном пьедестале стоял огромный бюст Ленина, прикрытый «триколором». Знал бы Владимир Ильич о таком надругательстве над пролетарской революцией. По бокам, широко расставив ноги в штатском, стояли могучие охранники, брезгливо, с ног до головы осматривая босяков гонимого искусства, мазавших своими копытами красные ковры коммунизма. Под ногами крутился переметчик Глезер, изображая из себя победителя. Вот по коврам поднимается старая, но гордая Мастеркова со своим сынком, за ней сразу трое потертых «лианозовцев»: пара Рабиных — лобастый отец и безучастный сынок — и тихая, как мышь, Валя Кропивницкая. А вот и ядовитый Воробьев с женой, а вот питерский барбос Жарких, с важным видом Леонов, а вот и свора свидетелей побоища, выдающих себя за участников, — Зеленины, Савельевы, Путилины, Хвостенко. Среди гостей любимцы капитализма — Булатовы, Штейнберги, Янкилевские, Лубенниковы, Андреевы, Сычевы, кто там еще?..

Банкетный зал разделен на две равные части, в одной висят картины «бульдозерников» и к ним примкнувшая шушера, в другой буфетный стол, заваленный закуской и выпивкой. У стола сам Юрий Алексеевич не устает жать руки гостям дорогим и желанным. Пир горой. Дым коромыслом. Заметной фигурой банкета примирения был московский диссидент Юрий Васильевич Титов, пожилой художник с выдающимся прошлым. Его крестный путь начался в глубоком подполье. Он был первым дипломированным академистом, рискнувшим изменить своему клубу и показать робкие «абстракции» у подножия «маяка» (статуя поэта Вл. Маяковского в Москве), где возникли стихийные митинги 50-х годов. Показы закончились приводом в милицию, но Титов и его энергичная супруга Елена Строева не сломались. Их квартира стала политическим клубом, где грызли коммунизм самые яркие лица столицы — Вольпин-Есенин, Вл. Буковский, Эд. Кузнецов, Илья Бокштейн, Вл. Осипов, Алик Гинзбург, А. И. Солженицын…

Лозунг советских диссидентов «Соблюдайте советскую конституцию!», написанный рукой Ю. В. Титова, не на шутку бесил власть имущих. Одних она бросала в тюрьму, других в психушку, а третьих выталкивала за границу. С семьей Титова жестоко расправились, уничтожив его картины на складе таможни, и прогнали в эмиграцию. Неукротимая, но легко ранимая Елена Строева покончила с собой в 1976 году в Париже, взрослая дочь тронулась умом. Нешуточный удар Юрий Титов не перенес и прекратил творчество. Первый патриарх «абстракции» слонялся по парижским скватам, ночуя с земляками под одной крышей, что доставляло ему известную радость общения на родном языке.

Видеть седого Титова в праздничной толпе посольства было особенно интересно и смешно до слез. О чем он говорил с послом, поблескивая стеклами тяжелых очков?

Личные друзья посла, первые апостолы «артклоша» — Павловский, Шурдер, Старк — за обильным русским столом уплетают икру ложками.

— А вот и дядя Валя! — любезно встретил меня посол.

Мы выпили за вечный мир и дружбу.

Назавтра посольские ворота закрыли наглухо. Картины развезли участникам. Дружба кончилась.

5. Советский мусор выше Лувра

Судьба Ильи Кабакова мистического происхождения.