Враги

– Вот ужас! – растерянно сказал Полунин. – Не знал… не знал…

Полунин неловко замолчал, не зная, как выразить своё сочувствие этой девочке, которая столько пережила на своём коротком веку. Заполнил регистрационную карточку, спросил, какие она возьмёт книги.

– Дайте мне «Обрыв» и что-нибудь Чехова.

Девочка собиралась уходить. Полунин остановил её.

– Передайте Анне Алексеевне поклон. Я хотел бы повидать её. Где вы живёте?

Ольга назвала улицу и номер дома.

– Только когда будете нас искать, – застенчиво сказала девочка, – спрашивайте не Синцову, а Григоренко. Мама замужем за железнодорожником. Когда вы придёте?

– Да вот не знаю, как вам будет удобнее. Я могу в воскресенье.

– Приходите. Мама будет очень рада. Я ей скажу, что вы сын Полунина. Я тогда маленькая была, не помню, а мама, конечно, помнит. Приходите.

Анна Алексеевна взволнованно обрадовалась приходу Полунина. Его отца она хорошо знала, помнила и Сашеньку – ещё гимназистом, когда до войны ездила с Николаем Ивановичем в Благовещенск. Сейчас сидели, вспоминали прошлое, вспоминали погибших близких людей. Анна Алексеевна поплакала, рассказала Полунину свою грустную эпопею. Рассказала о харбинской жизни, о том, как связала свою судьбу с Григоренко, о том, что он очень хороший человек, любит дочек, но что стал грустить и похварывать после того, как потерял деньги в Русско-Азиатском банке.

– Словно несчастье я ему принесла, – покачивала головой Анна Алексеевна. – Жил он беззаботно, один, без дум. Теперь потерял деньги, а нас четверо, дочек учить, одевать надо. Еле жалования хватает. На службе неприятности с товарищами: косятся, что китайский подданный Антоном Андреевич, китпод. Прислуга у нас была, теперь я сама всё делаю, дочки помогают. Мне бы их только на ноги поставить, образование им дать. Ведь большие они у меня уж: Оле – четырнадцать, Наде – девять. Но до самостоятельной жизни ещё далеко, ух, как далеко! Вырастить их, дать образование – а там можно мне и на покой, к Николаю Ивановичу.

– Ну, стыдно вам так говорить, – протестовал Полунин. – Вы ещё молодая, крепкая женщина. Рано о смерти думать…

– Пусто у меня здесь, – показала Анна Алексеевна на грудь. – Словно умерло всё после Николаевска. Николай Иванович, Леонид, Тамарочка… Это ведь всё куски души, куски жизни. Утром встаю – первая мысль о них. Ложусь спать, засыпаю – последняя дума о них. И ведь ничего-то не знаю – как погибли. Знала бы, всё как-то легче было бы. Может, и глупо это, а вот так думаю все эти семь лет.

Она вытерла слезы.

– Навеки, до самой смерти, всё это врезалось в память. Пришёл этот Фролов, партизан, арестовал Лёню, увёл. А потом, уже другой партизан, Хромов, бывший наш служащий на рыбалках, рассказал, как дальше дело было. Во время японского выступления всех, кто у них сидел под замком, партизаны перебили. И Лёнечку штыками искололи и на свалку вывезли. Лучше бы ему, бедному, умереть сразу. Но он очнулся, выполз как-то на берег и хотел спастись в первом доме, к которому подошёл. Но там были партизаны. Они позвонили в штаб, и Фролов им сказал, чтобы они добили моего мальчика. Они его увели на Амур и дострелили. Николай Иванович ходил с Хромовым тело искать, но не нашёл. А потом и за Николаем Ивановичем пришли… всё тот же Фролов. Увёл мужа – и больше я его не видела. Хромов говорил, что убили на кунгасе. Вывезли на Амур и там… колотушками. А Тамаре Фролов велел в штаб прийти. Больше я её не увидела. Истерзали, поди, доченьку и убили…

– Вы говорите – Фролов, – задумчиво спросил Полунин. – Я вспомнил сейчас, что допрашивал однажды в благовещенской тюрьме одного Фролова. Потом его судили, приговорили к смерти. Но он убежал. Говорили, что к Тряпицыну пробрался. Это, конечно, он и есть. Какой он из себя? Помните?

– Как не помнить! На всю жизнь запомнился. Очень высокий, молодой, здоровый. Белокурый, весёлый, глаза голубые. Хорошо запомнила разбойничью его рожу – вот как перед глазами стоит. Заметный был среди партизан.

– Очень высокий? Голубые глаза? Довольно красивый?

– Очень высокий, глаза голубые, видный парень.

– Он! Конечно, он! – воскликнул Полунин. – Он и в Благовещенске много дел наделал, много людей побил. Ну, больше не надо об этом говорить… Не плачьте… Надо о живых думать, Анна Алексеевна. Из девочек хороших людей сделать. Вот Ольга у вас, я вижу, разумная, рассудительная девочка. Подрастёт, а там, даст Бог, и в Россию поедем, замуж выйдет за хорошего русского человека.

Анна Алексеевна вздыхала и приветливо уговаривала Полунина бывать у них как можно чаще.

– Одни ведь вы, Сашенька – уж позвольте вас так звать, мальчиком вас знала. Потеряли мы дорогих своих людей – так хоть вместе будем на чужбине держаться.

Полунин обещал бывать чаще. Анна Алексеевна оставила его ужинать. Он познакомился с Григоренко, и оба понравились друг другу. Когда же он помог Наде решить арифметическую задачу, а Ольге объяснил геометрическую теорему, он завоевал и сердца обеих девочек.

XXXV.