Враги

– Не важно! Не боги горшки обжигают! Научитесь. Вы хорошо пишете, у вас есть слог. Итак, подумайте. Даю вам два дня. Принесите что-нибудь ещё написанное вами. А теперь идите в кассу, получите вашу премию за рассказ. Надеюсь, что это будут не последние деньги, которые вы заработаете у нас. До свиданья.

XXXVI.

Газетная работа захватила Полунина. Он долго бродил ощупью, впотьмах, постигая тайны газетного искусства, с головой уйдя в этот новый, незнакомый мир, пряный, дурманящий, как сладкий яд, полный борьбы, успеха и поражений, разочарований и надежд. Он ясно почувствовал, какое значение имеют те газеты, которые боролись с большевизмом, он видел, что они поддерживают бодрость в эмиграции, веру в будущее, сколачивают, связывают эмиграцию, организовывают её, помогают жить.

Не всё нравилось ему в системе работы, хотелось усилить, заострить эту борьбу. Но ему объясняли, что газеты работают на чужой территории, что нужно быть осторожнее и иногда согласовывать свои действия с действиями хозяев страны.

В те времена было с кем скрестить оружие на поле газетной войны. У большевиков работали такие талантливые люди, как поэт Леонид Ещин, или фельетонист Шейнфельд. С ними яростно сражались Шипков, Полишинель, позднее поэт Арсений Несмелов. Время было горячее, боевое. Бессильная, разрозненная эмиграция ничего не могла выставить против наступающего большевизма, кроме перьев своих журналистов.

И Полунин очень быстро почувствовал, что именно на этом фронте борьбы он может принести наибольшую пользу, пока не пришло ещё время вспомнить старое и взяться за винтовку. Этого времени жадно ждали, и все поглядывали в сторону Дайрена, где жил взявший из рук поверженного адмирала Колчака меч борьбы атаман Семёнов. А он звал к терпению, к душевной закалке, к бодрости, к подготовке, но говорил, что сроки ещё не пришли.

Газетная работа познакомила со многим тем, чего он раньше не мог знать. Он увидел бешеную тайную и явную работу большевиков, он знал теперь в лицо многих советских агентов и провокаторов, его учили, кого нужно остерегаться и за кем следить, чтобы вовремя парализовать вредную работу, разоблачая её на страницах газет.

Полунин почувствовал себя на передовых позициях явной и тайной борьбы. Он научился встречаться с разными, иногда подозрительными людьми, если это нужно было для газеты; научился пить, не пьянея, говорить, не выдавая своих мыслей, слушать, не говоря. Это была интересная, напряжённая, захватывающая жизнь, и Полунин отдался ей со всем пылом и огнём молодости.

Он видел могущество большевиков в Харбине, видел, как они не останавливаются ни перед никакими средствами – и меньше всего перед тратами денег на свои цели. Но он видел и их слабость. Он видел, как даже самые ответственные из них, попадая в Харбин из голодного советского «рая», набрасывались на еду, на одежду, на развлечения, на магазины, на кабаки, как они, по советской терминологии, «разлагались». Пьяные дебоши, скандалы, драки с участием советской консульской и железнодорожной «аристократии» были обычным и частым явлением.

Раньше всех репортёров Полунин узнал и сообщил своей газете сенсацию о балерине Соханович – событие, о котором долго говорил Дальний Восток. Ревностная популяризаторша модного танца «чарльстон» в Харбине, Соханович стала жертвой таинственной истории в квартире советского консула Леграна. Находясь в спальне консула, балерина была ранена выстрелом из браунинга в грудь навылет. Было установлено, что в квартире шла пьяная попойка с участием редактора «Вестника Маньчжурии» Гершенина и актёра Зилоти. Говорили, что в Соханович стрелял «сам» Легран – из ревности. История обошлась недёшево Москве, а ещё больше Леграну, который был отозван, исключён из партии и, как говорили, примерно «наказан».

Такие случаи были особенно нежелательны для Москвы, ибо она в то время развивала бешеную работу в Китае и поведение ее представителей играло огромную роль. Поддерживаемые советским золотом и советскими инструкторами, в это время одерживали победы кантонцы, взявшие Шанхай. Под советским влиянием был маршал Фын Юй-сян – «христианский» генерал; советское золото играло роль и в закулисной политике маньчжурских генералов. Естественно, что такие случаи, как скандал с Леграном, подрывали авторитет Москвы в глазах китайцев, а потому «разложившихся» своих агентов Москва по головке не гладила.

XXXVII.

Казалось, что борьба с большевизмом для эмиграции невозможна. Но это только казалось. Эмиграция таила в себе ещё много сил, но не знала, куда и как их направить.

Иногда, то здесь, то там, то в одном, то в другом уголке земного шара, отдельными очагами, вспышками, взрывами проявлялась работа эмиграции, принимая самые разнообразные формы, иногда даже форму террора против представителей большевизма.