Выбрались к подножию холма, прислушиваясь к ночной тишине, первое время заставлявшей привыкших к ожиданию экстрима бойцов напрягать слух.
Редошкину ещё во время бега показалось, что он улавливает подземное ворчание, говорившее о какой-то реакции леса на изменение обстановки. Но ворчание быстро стихло, и в настоящий момент вокруг стояла мёртвая тишина. Не доносились из леса ни писк и возня его мелких обитателей, ни шелест листвы, ни крики обезьян и попугаев, коих в этом удивительном лесу не водилось вовсе.
– Слишком тихо, – шепнул Мерадзе. – Подозрительно это… может, они действительно вернулись?
– Над нами никто не пролетал… придётся покричать, ничего другого не остаётся. Приготовься.
Мерадзе приподнял ствол карабина, как бы отвечая на слова спутника: готов!
– Командир! – крикнул Редошкин. – Максим! Ты здесь?!
Лес отозвался недолгим эхом, но ответного крика не прозвучало.
– Давай вдвоём.
Закричали оба, поднося ладони ко рту рупором.
И снова кроме эха никто не ответил на зов.
– Я вернулся бы, – пробормотал Мерадзе. – Будет смешно, если они уже в лагере, а мы ищем их здесь.
– Будет не смешно, если их в лагере не окажется. Давай обойдём дерево и холм и пороемся в кустах. Ничего не найдём, вернёмся. Ты вправо, я влево.
Двинулись вдоль опушки леса в разные стороны. Через полчаса встретились, совершив круг.
– Ни хрена, – сказал Мерадзе мрачно. – Подойдём к дубу, что ли?
Редошкин помедлил.
– Пошли.
Но не успели они пройти вверх по склону холма и двух десятков шагов, как Редошкин заметил след в траве.
– Стоп! Здесь кто-то шёл!
Осмотрелись, обнаружили два едва заметных следа, тянувшихся параллельно друг другу.
– Они! Шли к дереву!
Ускорили шлаг и в полусотне метров от гиганта набрели на вытоптанное в траве окно диаметром около трёх метров. Остановились с учащённо бившимися сердцами.
Остроглазый Редошкин заметил блеснувший в траве металл, кинулся к нему и поднял из травы нож. Сглотнул ставшую горькой слюну.
– Нож командира!
– Вижу.
– На них напали!
– Кто? Здесь же нет никого, кроме нас. Ты утверждал, что вы укокошили всех боевиков.
– Один остался… буйвол чёрный… их вожак. Командир его отпустил.
– Зачем?!
– Спроси у него. Он говорил что-то типа: лучше ошибиться, милуя, чем наоборот.
– Думаешь, это он напал? Вожак?
– Некому больше.
– Есть ещё шмели, летучие динозавры…
– Ими надо управлять.
– Кто-то же ими управлял до сих пор… из чёрного леса.
Редошкин очнулся.
– Они шли из леса к дубу пешком, проверим.
Побежали назад по оставленным Максимом и его спутницей следам и в зарослях орешника обнаружили аэробайк, дожидавшийся своих пассажиров. Обшарили на всякий случай заросли кустарника вокруг.
– Ч-чёрт! – выдохнул Мерадзе.
– Их захватили! – сказал Редошкин, сжав приклад карабина с такой силой, что заныла ладонь. – И увезли! А мотоцикл не нашли.
– Куда увезли? – опешил лейтенант.
– Есть только одно место, где их можно спрятать.
– Чёрный лес?
– Летим! – Редошкин взобрался на седло.
– Куда? – замешкался Мерадзе.
– Сначала домой, предупредим ботаника, объясним, что случилось. Потом вооружимся и рванём к чёрному лесу.
– Но нас только трое…
– Двое, если не брать в расчёт пацана-некомбатанта. Но у нас нет другого выхода.
Мерадзе сел позади Редошкина.
Аэробайк пулей вонзился в небо, накрытый начавшимся дождём…
Глава 22. В плену
Воздуха не хватало, грудь стянули невидимые путы, показалось, что он находится под водой на большой глубине, и Максим напрягся, заработал руками и ногами, не чувствуя их, пока не выплыл в свет и плеск, вдохнул воздух изо всех сил… и на него обрушилась волна боли, оконтурив тело своеобразной рубашкой или скорее саваном.
Вернулись ощущения, кричащие о том, что он связан по рукам и ногам и висит под углом, приклеенный к чему-то твёрдому и колючему. Голова пульсировала болью в районе затылка. Спину кольнуло, будто в неё всадили иглу.
Максим приоткрыл глаз, стараясь выглядеть неподвижным и находящимся без сознания.
Он и в самом деле висел, примотанный к стволу дерева (спина доложила о впившихся в тело колючках) жёсткими верёвками, которые на поверку оказались лианами.
Пахло сыростью, гнилью и аммиаком – вполне земным болотом.
Наступило утро, и солнце послало луч в щель между ветвями густого леса, напоминая о себе. «Узел перетекания измерений», как выразился лес, роль связника с которым выполнял дуб-великан. Кто бы мог подумать… Итак, где нас привязали, майор?
Сердце птицей рванулось в груди.
И где Вероника?!
Попытка разорвать лианы, стягивающие руки, грудь и ноги, ни к чему не привела.
Но охватившая его паника длилась всего несколько секунд. Воля справилась с ней, как справлялась всегда в экстремальных ситуациях.
Он огляделся.