Ботанику у нас вёл профессор Владимир Васильевич Финн, маленький, сухонький, ужасно смешной человек с такой вот бородавкой. С Финном был анекдотический случай.
С нами на курсе училась Натка Левшина, её отец был ботаник, хороший знакомый моего отца и профессор Московского университета. (Не знаю, почему он оказался на Украине). Левшин съездил в очередную экспедицию и привёз много семян. Натка приносит на занятия пакетик с семенами и говорит нам: «Что я сейчас сделаю с Финном!..» И шепчет нам с Жоржиком: «Это икра».
Тут появляется Финн, Натка радостно щебечет: «Владимир Васильевич, папа вернулся из экспедиции, и он перепутал семена. Не могли бы вы определить, что это за растение?» Владимир Васильевич говорит: «Ну хорошо, Левшина, отнесите семена лаборантке».
Через сколько-то дней, а может, через неделю Финн говорит на занятиях: «Левшина, зайдите к Марии Васильевне, ваши семена взошли». Жоржик поднимает руку: «Разрешите и мне пойти». – «Идите, Артемьев, идите». Ну, и я, конечно, тоже пошла в лаборантскую. И что же мы увидели? На подоконнике стоит ящик, покрытый стеклом, а из земли ровными рядками торчат головки килек.
Финн был доволен до невозможности. А Натка ужасающим образом была посрамлена.
И ещё был такой случай. У меня дома была масса всякой живности и были рыбки. И мы вместо того, чтобы идти на лекции, брались с Жоржиком за ручки и бежали в магазин за кормом для моих рыбок.
Была весна, а Киев весь стоит на горах и все эти талые воды журчат, бегут по Владимирской горке, вниз на Крещатик, а потом в Днепр… И какой уважающий себя студент будет сидеть на лекциях, когда кругом такая красота и всё расцветает? И вот мы с Жоржем мчимся на Владимирскую горку, потом я требую сделать кораблик, он выдирает кусок из лекции, складывает кораблик и пускает его в этот клубящийся ручей…
Рядом кто-то покашливает. Я поднимаю глаза и вижу мою маму. (А Георгий Васильевич мою мать боялся панически). Мама на меня выразительно смотрит и показывает взглядом на другую сторону улицы. А там стоит профессор Финн. Он узнаёт маму, подходит к ней, кланяется, а мы с Жоржиком в это время потихоньку сматываемся.
А по профессору Реформатскому в Киеве сверяли часы! Если Сергей Николаевич идёт по этой улице, то это значит сейчас 8.45. Если идёт по этой – значит без пяти девять. Ровно в 9 часов он входил в аудиторию и ничто – ни дождь, ни гром, ни революция – не могло этому помешать.
Выключайте вашу чертопхайку! (Это она о моём магнитофоне – Г.Д.
).Ирина Борисовна:
– Вскоре отец уехал в Ленинград, в институт растениеводства, куда осенью 1931 года переехали и все мы.
Я перевелась из Киевского университета в Ленинградский, Кирилл – в Физико-Технический Институт в Лесном к А.Ф. Иоффе, а Игорь поступил в Ленинградский университет на кафедру генетики к профессору Владимирскому и сразу начал заниматься научной работой.
Игорь Борисович Паншин:
– Когда мы переехали в Ленинград, к Вавилову, тут я уже занялся генетикой. В 1931 году я поступил в университет и одновременно работал в вавиловском институте, в лаборатории генетики. Эта лаборатория была основана Юрием Александровичем Филиппченко – крупнейшим генетиком, собственно, основателем этой науки у нас. Видел я его только один раз, ещё в Киеве, в 1930 году, во время съезда зоологов, анатомов и гистологов. Тогда же я впервые увидел знаменитого Кольцова, у которого потом работал, Любищева, Книповича. Слушал их доклады.