Врангель. Последний главком

Уже собрался Врангель, весь выжатый усталостью, выпроводить не в меру гостеприимного хозяина, как тот взял и дорассказал вполголоса историю села: честь-честью просили, значит, всем миром господина губернатора, а как приказано было именовать село Константиновским — обиделись крепко и стали промеж собой звать Кугутами. А 6-м году заварили кашу, да такую крутую, что прислал губернатор воинскую команду с пушкой, и та с полдюжины зарядов по селу выпустила, пока сход не выдал зачинщиков... И тех, кого из пушек убило, и тех, кого на лютую расправу и в Сибирь выдать пришлось, мужики старому режиму не простили и прошлым летом сполна душу отвели и на богатых землевладельцах окрестных, и на господине земском начальнике, и на становом приставе с полицейским урядником... Вот потому-то многие, особо голытьба, пропившие разум пьяницы, озлобившиеся фронтовики и молодняк зелёный, да ранний, — все скопом в большевики подались и с красными ушли...

   — Послушай-ка, любезный, а твои-то сыновья где?

   — Умерли оба во младенчестве... Одни дочери остались, — вздохнул тяжело и перекрестился староста, но тут же и похвалился: — Всех трёх за хороших людей выдал. Две в городе живут, как барыни образованные...

Крыл староста «совдепы» последними словами и винился тоном за односельчан, но глазки его рачьи, как ни прятались, произвели на Врангеля скверное впечатление: какие-то стали по-воровски хитроватые. Не сочувствует ли, толстодом гнусавый, в душе «товарищам»?..

Но испортил настроение всё-таки не староста, а Казанович. Из сводки его штаба, доставленной с телеграфа станции Кугуты уже перед полуночью, выяснилось: 1-я дивизия встретила упорное сопротивление, села Спицевское не взяла и отстала на три с лишним десятка вёрст.

Врангель впился в карту: село — десятью вёрстами южнее железной дороги, на высотах правого берега Грачёвки... Какого тогда чёрта было отпускать линейцев?! А ведь перед фронтом Казановича, ежели верить разведке, — не стойкие части Таманской армии, а «колонны» какие-то, собранные из полуразложившихся пехотных полков и отрядов. Как ни крути, «первопоходник» и «несравненный таран» — тот ещё вояка...

Победные донесения Топоркова и Улагая — о взятии сел и захвате сотен пленных, десятка пулемётов и даже одного орудия, — приправленные торжествующей улыбкой Гаркуши, прежней радости не вернули: такое сильно выдвинутое положение может соблазнить «товарищей» нанести контрудар. И точно в неприкрытый правый фланг его корпуса. Даже в тыл! И тогда весь его успех — псу под хвост... Но есть ли у них ещё силы после стольких поражений? Огнеприпасы, по видимости, есть...

Решив, что утро вечера мудреней, кинул измятую сводку поверх карты и пожелал Соколовскому спокойной ночи.

Дверь в свою комнату — лампа, хотя и пригашенная, ещё светила — открывал осторожно и затаив дыхание...

12 (25) ноября. Константиновское — Донская Балка

Долгая ноябрьская ночь обессилила ветер...

— Тревога, ваше превосходительство! — Ни в полный голос Гаркуша звать не осмелился, ни кулаку волю не дал. — Красные!

Проворно скинув ноги с застонавшей кровати, Врангель босиком прошлёпал по холодному деревянному полу к двери. Едва приоткрыл, в узкий проем вместо вихрастой головы просунулась рукоятью вперёд шашка.

   — Посты палили! На юге чи на... — Адъютанта перебила вспышка стрельбы. — Не, точно на юге. Позавтракать не дадут, сволочи!

Совсем близкая, прислушался Врангель. И где-то, вернее, на юго-восточной окраине, куда подходит дорога от станции Кугуты... Остатки сладкого сна как рукой сняло.

   — Седлать коней!

   — Та вже седлают.

Стрельба зачастила.

Мягко захватив длинными костистыми пальцами выглянувшее из-под ватного одеяла округлое плечо, обтянутое цветастой фланелью ночной рубашки, встряхнул слегка.

   — Олесинька, поднимайся!

Дрогнули припухшие губы, ровное и едва слышное дыхание сбилось, затяжной вздох перешёл в лёгкий стон — и она вскинулась разом, отбрасывая одеяло и ловя мужа затуманенным взором.

   — Что, Петруша?!

   — Большевики!

К отполовиненному рукомойнику не притронулся — оставил потеплевшую за ночь воду жене. Рывком протаскивая ремень сквозь пряжку, шагнул в гостиную. Соколовский, ещё без френча и без пробора, набивает документами чемодан. Второй стоит уже застёгнутый.

   — Село атаковано противником. Полагаю, подошедшим со стороны Спицевского. Численность не известна...

Паники в голосе начальника штаба, хрипловатом спросонья, не уловил.

   — Приведём в известность, куда деваться...

Толкнув дверь заднего крыльца, выбежал во двор.

Конвойцы и ординарцы — три десятка всего — затягивают подпруги... Одеться мало кто успел. Утро ясное. Ветер будто бы ослаб. А холодина ужасная, чёрт её дери! Лязгнул засов — Гаркуша, уже в своём белом кожухе и при шашке, отворяет тяжёлые ворота... «Руссо-Балт» — без признаков жизни, а шофёра с помощником и след простыл. Тряпки промасленные!

   — Василий! Шофёр где?

   — Самому смерть как охота узнать! Виноват...