Ей не хватило ни света, ни воздуха, потому что над головой сомкнулось что-то плотное и живое. Это живое больно било Марфу по голове чем-то острым, не позволяло вынырнуть на поверхность, не позволяло сделать даже глоточек воздуха.
Утки… Чертовы жирные утки! Ее топили какие-то глупые птицы!
Марфе удалось найти брешь в этой живой броне, вынырнуть, сделать жадный глоток, а больше не дали. Кто-то тюкнул ее в темечко, макнул обратно в воду, а брешь над ее головой тут же затянулась. На сей раз уже навсегда.
Умирать было страшно. А умирать из-за каких-то уток еще и обидно. Настолько обидно, что Марфа закричала. Это был немой крик. Не крик даже, а так… тихое вяканье утопленницы. Ноги обвили водоросли, потянули вниз. Утопленницам самое место на дне, рядом с русалками. Если повезет, ее примут в русалочьи ряды, и теперь уже она сама станет заманивать, завлекать и утаскивать на дно. А начнет она с Мишани!
Злость придала сил. Марфа заметалась, забила руками и ногами, разрывая тонкие путы из водорослей. К русалкам она всегда успеет.
Рядом что-то бухнулось, забурлило. А потом кто-то больно схватил Марфу за волосы, схватил и потянул вверх. Пусть больно, зато к воздуху, подальше от русалок. Она даже отбиваться не стала. Да и не было больше сил, чтобы отбиваться. Ни сил, ни кислорода. В горле и легких плескалась вода. Все-таки придется умирать, потому что до поверхности она не дотянет. А если даже дотянет, то там чертовы утки… Разозлиться на уток уже не получилось, вода заполнила Марфу всю, от макушки до пяток, словно бы она была сделана из стекла. Вот и конец…
– …Дыши! Слышишь меня, дыши!
Кто-то сжимал ее крепко, до боли. Орал в ухо и с силой давил на грудь. Из Марфы полилась холодная, пахнущая тиной вода. Марфа закричала и закашляла. А тот, кто давил и орал, похлопал ее по спине, сказал почти нормальным, только осипшим каким-то голосом: – Вот и молодец. Вот и умница.
Если молодец и умница, значит, живая. Не стали бы русалки лупить ее по спине и разговаривать басом. А кто же тогда?..
Когда вся вода вылилась и ее место занял воздух, Марфа перестала кашлять, встала на четвереньки и открыла глаза.
– Ты как? – спросил мужик, по самые глаза заросший бородой. Борода была черная, без единого седого волоса, а глаза васильково-синие, совсем как галстук Никопольского. – Живая?
– Живая… кажется. – Марфа попыталась принять более пристойную позу, но никак не получалось. Тело соглашалось стоять только вот так, на четвереньках. И чтобы видеть ее лицо, мужику пришлось сесть перед ней на корточки.
Он был весь мокрый, и волосы, и борода, и камуфляжная куртка цвета хаки. Он был мокрый и злой. Марфа решила, что злится он на нее, и уже приготовилась оправдываться. Да только не дал он ей оправдаться. Сидел на корточках, хмурил густые брови, зыркал васильковыми глазищами, рассматривал, а потом вдруг спросил:
– За что он тебя?
– Кто? – Марфа некрасиво икнула и тут же смутилась, зажала рот ладонью.
– Вот он. – Мужик глянул куда-то в сторону.
Марфа проследила за его взглядом и снова икнула. В нескольких метрах от них на земле лежал Мишаня. Морда его была в крови. И пижонский льняной пиджак тоже. Мишаня лежал смирненько, поджав к животу ноги, с закрытыми глазами.
– Что с ним? – спросила Марфа шепотом.
– Жалко? – бородач, кажется, удивился.
– Нет, что вы! – Она замотала головой, и в ушах противно заплескалась вода. – Это мой… – Она чуть не сказала бывший муж, но вовремя опомнилась. – Это мой знакомый. Он живой?
– Живой. Хорошие же у тебя знакомые. Этот полудурок тебя в воду столкнул.
– Мишаня? – Поверить в такое никак не получалось. Мишаня был мошенником, подлецом, но не убийцей. Да и за что ее убивать? Она ж ведь уже собиралась домой уходить, когда увидела…
– А другой человек? – Все-таки у нее получилось сначала сесть по-человечески, а потом и встать на ноги. Земля качалась, ходила ходуном, и чтобы не упасть, она вцепилась в рукав цвета хаки.
Не было никакого другого человека. А если и был, то уже ушел. Постоял на бережку, понаблюдал за тем, как Марфа тонет, а потом ушел. Отчего-то она была уверена, что черный человек именно наблюдал, что ее предсмертные мучения доставляли ему удовольствие.
– Никого здесь, кроме вас, не было, – сказал бородач и мотнул головой. С мокрых волос и бороды во все стороны полетели брызги. Словно бы огромный пес встряхнулся после купания. Только ведь этот не после купания, этот после того, как спас ее, Марфу, от верной смерти…
– Спасибо, – сказала она шепотом и погладила насквозь мокрый рукав камуфляжной куртки. – Вы же меня спасли… наверное.
– Наверное, спас. – Бородач шагнул к воде, и Марфа поплелась следом, потому что боялась потерять опору.
Лучше бы не ходила. Лучше бы не видела то, что увидела.
На поверхности воды плавали утки. Плавали кто боком, кто вверх брюхом. Потому что мертвым уткам все равно как плавать…
– Интересное кино. – Не опасаясь замочить и без того мокрые ноги, бородач вошел в воду, а Марфа уперлась босыми пятками в землю, затрясла головой. В воду ее больше на аркане не затащишь.